— Ваше конкретное предложение? — подавлено спросил Струмилин.
Холодилов, чтобы выключить телефон, снял трубку и набрал одну цифру.
— Проблема эта, дорогой Николай Сергеевич, как вам, очевидно, известно, давно интересовала, более того — волновала — и Вениамина Борисовича. — Взгляд Холодилова остановился на Лощилине. — Кое-что им в этом направлении уже сделано, и я думаю, что его опыт, его эрудиция, плюс широкие возможности лабораторных экспериментов только ускорят путь к финишу.
В кабинете повисло тягостное, как скрученная пружина, молчание. Никто не смотрел в глаза друг другу. Первым заговорил Лощилин.
— Вы излишне скромны, Андрей Емельянович, — сказал он, обращаясь к Холодилову. — Уж если честно говорить о том, кого больше — меня или вас — давно волновала и волнует проблема борьбы с этим тяжким недугом, так я не гожусь к вам даже в ординаторы. Только, ради бога… — Лощилин болезненно поморщился и, приложив к груди руку, взглянул на Струмилина: — Ради бога, не подумайте, Николай Сергеевич, что к вам в вашу телегу подпрягаются в качестве пристяжных две лошади. Боже упаси!.. Мы можем идти к одной цели каждый своей дорогой. Кто-то из нас придет первым, кто-то приплетется в хвосте. Но если эту телегу мы повезем в гору втроем, да повезем в дружбе и согласии, да напрочь забудем о том, что существует в натуре человека такая гаденькая черта, как тщеславие, то до вершины этой горы доберемся и быстрее, и с меньшей потерей сил. Вот так-то, дорогой Николай Сергеевич. Две посылки силлогизма я вам высказал. Делайте из них заключение. Не торопитесь. Продумайте все хорошенько.
Теперь Струмилину стало ясно, зачем его пригласил Холодилов и почему в серой папке, лежавшей на его столе, оказалось пять злополучных историй болезни.
— Хорошо… я подумаю, — сдержанно ответил Струмилин. Он встал и слегка поклонился Холодилову и Лощилину. Они проводили его до дверей и долго по-дружески крепко жали ему руку. — Думаю, что через несколько дней мы сможем продолжить наш разговор.
— Николай Сергеевич… — нараспев проговорил Холодилов, уступая Струмилину дорогу, — всегда к вашим услугам!.. — Его широкий жест выражал глубокое почтение.
Струмилин вышел из кабинета.
«Неужели ошибка?.. Неужели так?.. — не выходило у него из головы, когда он спускался по лестнице. — В чем-то есть просчет. Где-то что-то не учтено, не додумано… А что, если температурное влияние на препарат дает обратную реакцию и заставляет его действовать на организм по-другому? Но это нетрудно проверить. Об этом скажут химические анализы… Наконец, черт побери, попробую на себе…»
Не заезжая домой, Струмилин направился в лабораторию. Из головы не выходило: «Черные лебеди… Черные лебеди…»
VI
На лестничной площадке Шадрин встретил директора.
— Мне нужно с вами поговорить, Дмитрий Георгиевич…
«Зачем бы?» — подумал Шадрин и молча пошел за Полещуком, который, опираясь на перила, тяжело поднимался на третий этаж, где находился его кабинет.
Дмитрий мысленно перебирал причины, по которым он мог бы понадобиться Полещуку. «Неужели опять завуч недовольна, что пишу сокращенные планы уроков?..»
Директор прошел за стол и долго смотрел на свои большие скрещенные пальцы рук, лежавших на столе.
— Я до сих пор не говорил вам, Дмитрий Георгиевич, об этих сигналах… Просто не придавал им значения. Был даже доволен, что успеваемость по логике и психологии повышается с каждой четвертью. А теперь, после звонка из гороно, вижу, что нам нужно кое о чем поговорить.
— О чем?
— Об успеваемости по вашим предметам.
— Чем вы недовольны, Денис Трофимович?
— Тем, что в гороно кое-кто считает, что вы занимаетесь очковтирательством.
— Кому я втираю очки? — Шадрин понял, что разговор предстоит серьезный.
— Мне тоже неприятно было слышать такое обвинение. Вы прекрасно знаете мое отношение к вам и к вашей работе. Я не раз был на ваших уроках, и скажу откровенно, всегда получал от них большое удовольствие. У меня никогда не было мысли, что вы завышаете ученикам отметки.
— А кем это установлено?
Полещук протянул Шадрину письмо, адресованное заведующему гороно.
— Познакомьтесь с этим посланием.
Дмитрий развернул сложенные листы и начал читать:
«Заведующему Мосгороно тов. Понамареву Н. Ф.
Уважаемый Николай Федорович!