Знакомя Шадрина с членами комиссии, Полещук шутливо предупредил:
— Держитесь, Дмитрий Георгиевич, комиссия грозная. Не ударьте в грязь лицом. Где ваш план?
Шадрин достал из нагрудного кармана тощую ученическую тетрадь, свернутую вдвое, развернул ее на том месте, где был записан план урока, подал директору. Тот пробежал глазами страницу.
— Однако вы немногословны… — усмехнулся Полещук. — Уложились на четвертушке. — Он протянул тетрадь членам комиссии. Те, удивленно переглянувшись друг с другом, возвратили тетрадь Шадрину.
— Вы всегда так лаконичны? — спросила председатель комиссии. Как потом узнал Шадрин, это была доцент педагогического института. Голос ее был мягкий, спокойный, с грудными перекатцами. Гладкой, на пробор, прической, ясноглазая, она чем-то напоминала Шадрину учительниц прошлого века, которых он видел в кино. Глухой стоячий воротничок шерстяного коричневого платья как бы завершал портрет уже немолодой женщины с характером добрым, но натурой, как показалось Шадрину, твердой и незаурядной. Такие женщины, как правило, сразу же располагают к себе, но с ними никогда не позволишь ничего лишнего, хоть и проживешь вместе не один десяток лет в одной квартире.
— Да, планы я пишу всегда сокращенные, — твердо ответил Шадрин.
Два других члена комиссии — один из них был районный методист по логике и психологии, другой — преподаватель литературы из соседней школы — тоже, как показалось Шадрину, были недовольны его предельно сокращенным планом. Однако своего неудовольствия никто не высказал.
Подошла завуч. В руках у нее был журнал десятого «В», где у Шадрина через пять минут должен был начаться урок.
— Дмитрий Георгиевич, к вам просьба: спросите, пожалуйста, учеников, которые отмечены на полях галочкой.
Шадрин взял журнал. Против трех фамилий — Бутягин, Клоков и Муляров — стояли галочки.
— Бутягина я спрашивал на предпоследнем уроке.
— Ничего, — махнув рукой, сказала Валентина Серафимовна, — это ему пойдет только на пользу. Пусть не самоуспокаивается.
После звонка все из учительской потянулись по классам: кто с географической картой под мышкой, кто с наглядными пособиями, кто с чертежными принадлежностями, кто со стопкой тетрадей…
Впереди комиссии шел директор. За ним, скрестив на груди руки, семенила завуч. За завучем стайкой двигались члены комиссии. Шествие замыкал Шадрин. В класс он вошел последним.
Тридцать два семнадцатилетних парня, не шелохнувшись, стояли за партами. По выражению их лиц Шадрин видел: они понимали ответственность урока.
— Садитесь, — тихо сказал Шадрин и жестом дал знак, чтобы не стучали крышками парт.
Все сели. Члены комиссии расположились на свободных местах. Директор сел на последнюю парту в углу. Председатель комиссии подсела к Бутягину.
Дежурный доложил, что по болезни отсутствует Румянцев Павел.
Дмитрий сделал отметку в журнале и, встретившись взглядом с Бутягиным, подумал: «Чего ты, как рак, покраснел? Неужели чует сердечко, что спрошу?»
Словно уловив мысль Шадрина, Бутягин поспешно раскрыл учебник и, ссутулившись, впился в него глазами.
Первым Шадрин спросил Клокова. Застенчивый по натуре, он даже пригнулся, когда учитель назвал его фамилию. Шадрин забеспокоился: готов ли он сегодня к ответу?
Клоков отвечал уверенно. Дав точное определение «понятия», он графически изобразил на доске отношения между ними. Рисовал круги, скрещивал их, вписывал в большой круг маленькие, символически обозначал их буквами латинского алфавита, внизу писал значение каждого символа, приводил примеры из жизни.
Председатель комиссии по ходу ответа Клокова что-то отмечала в своем маленьком блокнотике. Директор внимательно и с интересом слушал ответ Клокова и время от времени переводил взгляд на завуча, которая больше следила за Бутягиным, чем за ответом ученика.
Когда Клоков закончил, Шадрин задал ему дополнительный вопрос:
— Какие вы знаете основные формы абстрактного мышления?
— Существуют три основные формы абстрактного мышления, — четко ответил Клоков. — Понятие, суждение и умозаключение.
— Что вы можете сказать об основателе формальной логики? — спросил Шадрин.
— В четвертом веке до нашей эры древнегреческий философ Аристотель первым исследовал формы и законы мышления, дал классификацию суждений и различных видов умозаключения.
— Кем в дальнейшем разрабатывалась логика как наука?