— А если… Если мы поженимся?.. Он об этом что-нибудь сказал?
— Да, он сказал. — И снова Дмитрий раздумывал: говорить или не говорить. И решился сказать: — Он сказал, что в таком случае мне придется оставить работу в прокуратуре.
— Значит… — Дальше Ольга говорить не могла, ее губы вздрагивали, слова застревали в горле. Душила обида. «Судимая!.. Какое страшное слово!..»
Дмитрий видел, как Ольга боролась, чтобы не разрыдаться, как вся она съежилась, словно ожидая следующего удара, который добьет ее окончательно.
Собравшись с силами, она с трудом проговорила:
— Значит, не судьба…
Дмитрий встал, закурил. Прошелся вдоль скамьи взад и вперед. Под ногами его шелестели пожухлые прошлогодние листья. Прошелся раз, прошелся два… а сам все смотрел на прилипшие к ботинкам мокрые листья.
Ольга не вырвала из его рук папиросу, хотя знала, что курить Дмитрию врачи запретили строго-настрого и что несколько дней назад он дал ей слово: больше она никогда не увидит у него папирос. Ольга заметила, как по лицу Дмитрия скользнула тень ожесточения. Редко она видела его таким, как сейчас, но знала, что в эти минуты ему ничего нельзя запрещать, нельзя возражать.
Где-то совсем близко, за чугунной оградой парка, с шумом проносились автомашины, доносился чей-то смех.
Дмитрий опустился на скамью и затушил папиросу.
— Сегодня ночью я видел сон… Странный сон. Будто идем мы с тобой по степи, — тихо начал Дмитрий, словно разговаривая сам с собой. — Утро солнечное, звонкое, и кругом такие яркие цветы, каких я в жизни не видел. Ты в белом платье, на голове у тебя венок из ромашек. Огромных ромашек!.. Ты о чем-то без умолку говоришь, говоришь, размахиваешь руками… А я смотрю на тебя и не налюбуюсь. Такая ты красивая!.. Потом ты вдруг резко остановилась, повернулась ко мне и сказала: «Давай играть в догоняшки». Я хотел тебе что-то ответить, но не успел. Ты стукнула меня по плечу и побежала в степь. Я стою и любуюсь тобой. Такой нарядной, такой красивой и счастливой я еще никогда тебя не видел. Ты рвешь цветы и поешь песню. Этой песней ты зовешь меня к себе. И я пошел к тебе. Я побежал к тебе! Но не успел сделать несколько шагов, как вдруг откуда-то, словно из земли, передо мной, почти перед самым носом загрохотал товарный поезд. В страхе я отшатнулся назад: не показалось ли? Но нет, это был настоящий, товарный поезд. Поднялся страшный ветер… Я упал на землю, держусь за какие-то камни и корни и боюсь, чтобы ветром меня не втянуло под колеса. А перед глазами проносятся и грохочут чугунные колеса вагонов. И вдруг!.. В просветах между мелькающими колесами я вижу твое лицо. Ты лежишь по другую сторону рельсов и что-то кричишь мне… Кричишь изо всех сил, но я не слышу тебя. Ты машешь мне рукой и зовешь к себе, а я стараюсь перекричать грохот поезда. Кричу тебе что есть мочи: «Обожди!.. Сейчас он пройдет!..» А поезд все идет и идет… И, кажется, нет ему конца. Наконец ты не выдерживаешь, встаешь и бросаешься под колеса… И тут я проснулся в холодном поту. Потом так и не заснул до самого утра. Дикий, нелепый сон… — Дмитрий наклонился над Ольгой и крепко сжал ее холодные пальцы в своих ладонях: — Ты плачешь?
— Это так… Сейчас пройдет… — Ольга стремительно поднялась со скамейки, резким движением руки откинула назад волосы и смотрела в сторону переулка, где находился старенький деревянный домик, в котором она жила. — Стой здесь, я на минутку забегу домой. Скажу маме, что сегодня я буду ночевать у тебя…
— Пойдем вместе. Я сам скажу ей все. Не хочу, чтобы она обо мне плохо думала.
— Сегодня об этом ей говорить нельзя. Скажем завтра. Иначе она меня к тебе не пустит.
— Пустит!..
— Ты плохо знаешь мою маму. Она настолько патриархальна, что наших теперешних отношений ей никогда не понять. Лучше подожди. Я не заставлю тебя долго томиться. — Ольга взяла Дмитрия под руку, и они направились к выходу.
Шли молча. Черная гладь Оленьих прудов, казалось, таила в себе какую-то мрачную загадку. На крохотный островок пруда с берега был переброшен горбатый чугунный остов Чертова моста, на котором днем ребятишки испытывали свою смелость, переходя по балкам с берега на остров и назад.
— Куда исчезло деревянное покрытие моста? — спросил Дмитрий, когда они проходили мимо него.
— Растащили на истопку в войну, а починить до сих пор не могут. Когда я была маленькой — я любила по этому мосту бегать на островок. На нем росло столько малины и ежевики!.. А сейчас видишь: почти совсем голый.
Низенький деревянный домик, в котором жила Ольга, выглядел настолько ветхим и старым, что Дмитрию казалось: убери у него две-три подпорки, которые помогали ему держаться на земле, — и он рухнет.