Все были поражены выдержкой и самообладанием диссертанта. Пройдя через весь зал по длинной ковровой дорожке, он встал за кафедру, из-за которой его почти двухметровая фигура возвышалась внушительно и весьма уверенно, поднял высоко над головой руку и, дождавшись, когда публика успокоится, твердым голосом, в котором звучали бойцовские нотки («Ничего, друзья!.. Наука — это борьба, и я еще не сложил своего оружия» — угадывалось в этом голосе), громко бросил в притихший зал:
— Товарищи, друзья!.. Как видите, церемониал защиты подошел к концу. Прошу вас — не будем нарушать сложившихся традиций! Всех, кто хочет разделить со мной горечь моей сегодняшней неудачи, к которой я шел много лет, приглашаю отужинать со мной в ресторане «Прага», в зале «Зимний сад». Стол накрыт. Тех, кому трудно пройти пешком, прошу сесть в машины. Они ждут вас у подъезда института. Вам помогут в этом мои сыновья.
Сказал, слегка поклонился всему залу и сошел с кафедры.
Словно в чем-то виноватая перед диссертантом, как будто она что-то могла сделать в его защиту, но не сделала, Лиля, поддерживаемая за локоть Растиславским, вышла из института. «Боже мой, как все это неискренне!.. Как ханжески они расшаркивались перед соискателем и как злодейски обошлись с ним при тайном голосовании!..» Лиля совершенно забыла, что рядом с ней Растиславский, а следом за ними идут Светлана и Игорь Михайлович.
— Ну как, Григорий Александрович, пойдем на банкет? — донесся сзади голос Игоря Михайловича.
Растиславский вопросительно посмотрел на Светлану.
— Ни за что! — твердо ответила она. — С меня на сегодня хватит одного зрелища. Там, в ресторане, картина будет еще горше.
— Я тоже так думаю, — согласился Растиславский.
— Но я чертовски голоден! — взмолился Игорь Михайлович.
Когда подошли к машине, все четверо остановились, не решаясь, кому первому сесть.
— Где будем ужинать? — спросил Растиславский, переводя взгляд со Светланы на Лилю. — Так разъезжаться нельзя. Ночью будут сниться всякие кошмары. Может быть, в «Метрополь»?
— В моем распоряжении не больше двух часов. Я оставила больного мужа с дочуркой, — сказала Лиля.
— Только не в «Метрополь»! — затряс головой Игорь Михайлович.
— Это почему же? — удивился Растиславский, зная, что в ресторан с хорошей кухней Игорь Михайлович поедет к черту на кулички.
— Во-первых, там долго придется ждать, а потом: есть ли там свободные места, а в-третьих… — Игорь Михайлович засмеялся.
— Что в-третьих? — резко спросил Растиславский.
— У «Метрополя» дурная репутация.
Растиславский раскрыл перед Лилей дверцу:
— Прошу.
— В «Метрополь»! — кинул Растиславский шоферу и захлопнул за собой дверцу.
Лиля взглянула в окно. Со стороны института по тротуару тянулась цепочка угрюмых старичков и старух. В одном из них она узнала того, кто, потрясая сухим кулаком, называл членов ученого совета шайкой разбойников.
До «Метрополя» доехали быстро. Бородатый швейцар широко распахнул перед ними двери.
В центре зала в громадной каменной чаше бил фонтан. На эстраде, скользя унылыми взглядами по публике, сидели музыканты. У них был перерыв.
Судя по тому, как учтиво поклонился Растиславскому пожилой официант в черном фраке и как он улыбнулся при этом, Лиля поняла, что Григорий Александрович здесь не впервые.
— Он вас знает? — спросила Лиля.
— Он меня обслуживает, — ответил Растиславский. — Что будем есть? — он протянул Лиле меню.
Лиля предоставила заказывать Растиславскому.
— А ты? — спросил он у Светланы.
— Вашему вкусу я верю больше, чем своему, — сказала Светлана, — О том, что вы гурман, знают даже официанты Парижа.
Игорь Михайлович насилу дождался, пока принесут холодную закуску и вино.
Растиславский был особенно, как-то подчеркнуто внимателен к Лиле. Разглядывая ее пристально, он про себя отметил изысканную простоту ее туалета. «Врожденный вкус и чувство меры. Прелестная женщина», — подумал он, наливая в рюмку Лили коньяк.
— Коньяк? Не буду! — запротестовала Лиля.
— Это необычный коньяк, выдержанный, армянский. Вы даже не почувствуете его крепости. А когда выпьете — усталость снимет как рукой.
Лиля сдалась. Глядя в темные глаза Растиславского, она с каждой минутой чувствовала, что все больше и больше подчиняется воле этого пока еще непонятного для нее, чужого человека.
— Хорошо, я выпью, только, пожалуйста, не наливайте мне больше!
Светлана выпила коньяк, закусила лимонной долькой в сахарной пудре и принялась подбадривать Лилю.