— Я так пьяна, что боюсь идти домой… — почти шепотом проговорила Лиля и склонила голову к плечу Растиславского.
Молчали долго. Наконец Растиславский заговорил:
— Зайдемте ко мне.
— К вам?! — Лиля подняла на него тревожный взгляд. — Куда?
— В гостиницу.
— Зачем?
— Я там живу. У меня — номер.
— Разве вы не москвич?
— Нет, я из Ленинграда. В ожидании квартиры временно проживаю в гостинице.
Лиля поднесла ко лбу руку:
— У меня кружится голова!.. Все плывет перед глазами… Зачем вы заставили меня так много пить?!.
— Вам ни в коем случае нельзя в таком виде приезжать домой.
— Что же мне делать? — Лиля закрыла глаза.
— Пройдемте ко мне. Выпьете чашку крепкого кофе — и все как рукой снимет.
После некоторой паузы Лиля сказала:
— Вряд ли я смогу идти. Меня не слушаются ноги. Нет, нет… Зачем вы меня так напоили? Зачем, Григорий Александрович?.. — Она всхлипнула, как ребенок: — Что я делаю!..
Растиславский наклонился к ней:
— Лиля, вы плачете… Я обидел вас? Пойдемте, я умоляю вас, это совсем недолго. Я помогу вам… — Растиславский встал, взял Лилю за плечи и помог ей подняться со скамьи.
До входа в гостиницу шли молча. Швейцар распахнул перед ними дверь. Несмотря на поздний час, не задержала их и дежурная по этажу. Она сделала вид, что не заметила прихода Растиславского с молодой женщиной.
Двухкомнатный номер был обставлен старомодно, но роскошно. На столе в хрустальной вазе стояли розы.
— Цветы!.. — воскликнула Лиля и припала лицом к розам. — Как я люблю цветы!.. А ведь еще начало мая.
— С юга.
— Что может быть красивее роз?!.
Растиславский помог Лиле снять перчатки, усадил ее в кресло и вышел. Минут через десять он вернулся. Почти следом за ним пожилой официант вкатил тележку с вином и закусками. Это был тот самый официант, что обслуживал их в ресторане. Учтиво поклонившись Лиле, он поставил на круглый стол, покрытый белой скатертью, вино, вазу с фруктами, шоколад и сигареты.
— А кофе? Где же кофе, Григорий Александрович?
— Кофе будет через несколько минут.
Официант поклонился и вышел.
Из смежной комнаты доносились звуки восточной мелодии.
— Вы любите восточную музыку? — спросил Растиславский, настраивая в другой комнате магнитофон. И, не дождавшись ответа, снова спросил: — Хотите, я поставлю Монтана?
И снова Лиля ничего не ответила. Уронив голову в ладони, она сидела неподвижно.
— Что с вами, Лиля? — Растиславский уверенно положил на ее плечо руку. Лиля сидела не шелохнувшись.
Растиславский потушил люстру и включил зеленый торшер. В номере разлился лимонно-желтый полумрак.
Лиля подняла голову и увидела на столе два бокала, доверху налитые вином. Глаза ее сузились, она строго посмотрела на Растиславского.
— Вы что, Григорий Александрович?.. Неужели и вы такой же, как все?!. А я думала, вы другой! Я думала, что вы выше, чем остальные…
Лицо Лили стало по-детски обиженным и печальным. Рассеянный взгляд ее остановился на розах.
— Вы хотите, чтобы я пила еще? Хотите?!. — В голосе ее прозвучал вызов. — Так я буду пить!.. — С этими словами она решительно взяла со стола бокал и, к удивлению Растиславского, не отрываясь, выпила его до дна. Это был крепкий коктейль.
— Лиля!.. Что вы делаете?!
— Теперь вы довольны?!. — на лице ее застыла маска мстительного выжидания.
Растиславский растерялся:
— Я не хочу вас спаивать, Лиля. Я просто…
— Что?.. Что просто?!. — Лиля откинулась на спинку кресла и захохотала громко и нервно. — Вы просто видите, что вы мне нравитесь!.. Вы видите, что я, как кролик, стою перед раскрытой пастью удава!.. Кричу, упираюсь, а сама прыгаю в его пасть!..
Лиля запрокинула голову на спинку кресла. На ее щеках были слезы.
При виде слез Растиславский растерялся еще больше. Но тут же взял себя в руки. Тремя жадными глотками он опрокинул бокал и нервно заходил по комнате.
— Почему вы плачете, Лиля?
— Потому что… Потому что мне с вами хорошо. Мне никогда не было так хорошо… Григорий Александрович…
Восточная музыка в соседней комнате сменилась «Парижскими бульварами» Монтана.
Все, что было дальше, Лиля осознавала словно через какую-то дымчатую волнистую пелену. Все кружилось, сливалось, все плыло перед глазами… Она чувствовала, как Растиславский целовал ее руки, глаза, губы…
…Струмилин в эту ночь Лилю так и не дождался. Утро он встретил в кресле.
III
Стояло солнечное утро, когда Лиля вышла из гостиницы. Она не знала, куда ей идти. Было страшно вспоминать о том, что случилось. Усталая и разбитая, она дошла до телефона-автомата и позвонила в универмаг. Сказала, что больна и на работу выйти не может. Директор универмага принялся расспрашивать, что с ней, предлагал помощь. Не дослушав его до конца, Лиля ответила, что ей ничего не нужно, что навещать ее нельзя.