— Я хочу выпить. Сегодня, как никогда!.. — твердо и решительно сказал Дмитрий. — Вы поставили передо мной дилемму, от которой у меня дрожат руки. Прошу вас, не торопите с ответом.
И снова выпили. Никто не ел. Все молча потягивали через соломинку ледяной пунш. Дмитрию казалось, что он совсем не пьянеет… Но это только казалось. Все сильнее и сильнее поднималось в нем озлобление: «Почему так несправедлив мир?»
Полузакрыв глаза, Шадрин сидел неподвижно. Так отдыхают от усталости в дороге: на грани сна и бодрствования.
Ощутив на своем плече руку, Дмитрий открыл глаза.
— Вы спите? — тихо спросил Гарри.
— Нет, я думаю.
Теперь Дмитрий почувствовал, что он опьянел. Но опьянел не так, как вчера. Его рассудок работал четко. Перед глазами стоял майор с Кузнецкого моста.
Шадрин вспомнил светлую, лунную ночь под Бородином. Шел тихий снег. Первый ранний снежок в середине октября сорок первого. Их только что сгрузили с эшелона, прибывшего с Дальнего Востока. Перед боем полк клялся, стоя на коленях, под гвардейским знаменем. Пушистые хлопья снега плавно кружились и падали на землю, на обнаженные стриженые головы солдат, на седые волосы командира полка.
— Ох, Гарри, Гарри… — Дмитрий тяжело вздохнул, и голова его склонилась низко над столом.
— Что с вами? — спросил Гарри, глядя то на Альберта, то на Дмитрия.
— Не поднимается язык… Страшно. — Дмитрий в упор смотрел на Гарри, а сам думал: «А что, если встать и одним ударом сбить с самоуверенной рожи всю спесь и надменность? — Но тут же другая, сторожкая мысль остудила поднимающуюся из глубин сердца злобу. — Нет, так нельзя. Нервы, товарищ Шадрин. До сих пор ты свою роль играл неплохо. А вот теперь барахлишь, вино в тебе взыграло. Майор предупреждал: пей осторожно, не теряй рассудка… Итак, Шадрин, действуй. Скажи предательское «да».
— Альберт, ты, кажется, в девять обещал позвонить Наде?
Альберт встал и молча удалился.
— История знает примеры, когда вопросы войны и мира короли и императоры решали быстрее, чем вы решаете эту пустяковую задачу, — сказал Гарри.
Дмитрий смотрел на Гарри, а в голове его огненными жгутами свивались мысли: «Фашистская гадина!.. Может, ты под Варшавой выстрелил в меня из фаустпатрона?! Может, из-за тебя моя жизнь несколько раз висела на волоске?..»
Дмитрий перевел усталый взгляд с Гарри на мраморного амура, купающегося в струях фонтана. Его губы плотно сжались, образовав серую ленту.
— Вист! — твердо ответил он.
— Повторите! — строго сказал Гарри.
— Да!
— Вас устраивает тридцать процентов задатка?
— Нет!
— Что же вы хотите? — тихо спросил Гарри.
— Семьдесят процентов.
— Это мне уже нравится. Вы деловой человек.
«Дальше, дальше, сволочь!.. Я терплю! Я много еще вытерплю. Моя шкура дубленая. Покупай меня! Ну, что же ты смотришь взглядом Иуды?!» И тихо спросил:
— Во сколько вы меня оценили?
— На первый случай, когда вы оставите папку в кафе или столовой, получите тысячу долларов.
— Когда я должен это сделать?
— Желательно не позднее двадцатого. Сегодня пятое. В вашем распоряжении две недели.
— Я постараюсь.
— Завтра вы получите небольшую сумму на рабочие расходы.
— Где встречаемся?
— Только не здесь.
— Где и когда?
— Завтра в семь вечера у фонтана на площади Пушкина.
Вернулся Альберт.
— Ну как? — спросил его Гарри.
— Все в порядке. Она будет через час.
Гарри, улыбаясь своей ослепительной улыбкой, звонко щелкнул пальцами и воскликнул:
— Итак, Альберт, пари выиграл я!
— Не понимаю вас… — Шадрин отшатнулся от стола и заморгал глазами, точно их чем-то запорошило. — О каком пари речь?
Гарри снисходительно, как ребенка, похлопал Шадрина по плечу.
— О, Митя!.. Митюха!.. Вы наивный русачок. Итак, Альберт, за тобой две тысячи долларов! Две тысячи золотых долларов взамен десяти русских бумажек, на которые в России можно купить поношенный костюм в комиссионном магазине.
— Выражайтесь яснее, Гарри, — еще не понимая, о каком пари идет речь, сказал Шадрин. — Я не шутки шутить пришел сюда.
Скрестив на груди руки, Гарри звонко расхохотался. Альберт сидел насупившись и безуспешно старался соломинкой утопить в пунше льдинку.
— Почему вы хохочете?! — Дмитрий смотрел на Гарри и чувствовал, как кровь тугими, горячими волнами приливала к его щекам.
— Я ставил на вас. Против моей тысячи бумажных рублей Альберт поставил две тысячи золотых долларов! — И снова приступ смеха душил Гарри. — А вы, однако, хороший актер. Вы далеко пойдете!