— Николай Варлампьевич, я должен с вами поговорить, — тихо сказал Шадрин.
— Я занят. Поговорите с Терешкиным.
Крещенским холодом повеяло на Шадрина от этих слов. Он сел за лаборантский стол, на котором возвышалась груда запыленных папок, и не знал, за что приняться. Чтобы не нарушить тишины кабинета и не мешать профессору работать, Терешкин молча положил перед Дмитрием приказ директора о его увольнении. Приказ был написан в смягченных тонах:
«…Освобождается от должности заведующего кабинетом в связи с тем, что данная работа не соответствует специальности юриста».
Шадрин грустно улыбнулся:
— Сколько же я ходил в заведующих?
Терешкин приложил указательный палец к губам и поманил Шадрина в коридор.
Они вышли. Закурили. Коридор был пуст.
— Когда об этом… узнали в институте?
— Ты о чем — о драке или…
— О том и другом.
— Вчера вечером. Был у нас инструктор из райкома. Ларцеву и Кострову давал такого дрозда, что те только кряхтели да потели. — Терешкин говорил тихо, с оглядкой. Делая глубокие затяжки папиросой, он сочувствовал: — Да, попал ты, брат, в карусель. Говорят, дело твое — табак…
— Когда будут разбирать на бюро?
— В институте не будут. Вынесли сразу на бюро райкома. Как особый случай. — Терешкин боязливо огляделся вокруг и, поджав губы, развел руками: — Сам понимаешь: статейку пришивают незавидную… — Не успел Терешкин сказать что-то еще, как дверь кабинета открылась, и на пороге показался Костров. Он куда-то спешил.
— Сегодня и завтра меня не будет. К пятнице приготовьте сведения о работе с аспирантами. — Он уже сделал несколько шагов по направлению к лестнице, но на какое-то мгновение замешкался, потом остановился: — А я, признаться, от вас, товарищ Шадрин, не ожидал этого.
— Прошу вас, выслушайте меня, Николай Варлампьевич… — Шадрин приложил к груди руку, словно ему было больно произносить каждое слово.
— Я сейчас очень занят. Расскажите обо всем Терешкину. — Он спустился по лестнице. Шадрин еще долго слышал его тяжелые, упругие шаги.
Дмитрий зашел в партбюро, чтобы узнать, когда и куда ему явиться. Дежурный член бюро внимательно выслушал его и, подозрительно осмотрев с головы до ног, сказал, что ему необходимо сегодня же явиться к инструктору райкома партии.
В бухгалтерии Шадрину сказали, что расчет он может получить хоть сейчас: деньги уже выписаны.
— Подождите несколько минут в коридоре, кассир сейчас придет.
Дмитрий поблагодарил и вышел. «Все всё знают… О драке даже не говорят. Так, наверное, смотрят на предателей и на прокаженных».
Дмитрий не успел выкурить папиросу, как пришел кассир. Во взгляде кассира он уловил любопытство: «Вон ты какой!..»
…Шел проливной дождь. Он начался как-то сразу, неожиданно. Во дворе института ни души. Дмитрий вышел под дождь. Вахтер в проходной будке остановил его и сказал, что по приказанию директора он должен сдать пропуск.
— Мне еще нужно быть в институте. У меня здесь все документы.
— Придете за документами — выпишем разовый.
Шадрин сдал пропуск. «Какая оперативность!..»
Он вышел на улицу и потонул в густой сетке дождя. Шел неторопливо, заложив за спину руки. Такой походкой и с таким видом ходят люди, которым уже больше некуда спешить.
VI
Дмитрию казалось, что никогда так медленно не тянулось время, как в этот томительный час ожидания. Приемная секретаря райкома просторная, чистая. По бокам широких окон тяжелыми фалдами спадали светлые портьеры. В углу возвышались две стройные узколистные пальмы. Посредине приемной стоял огромный круглый стол, покрытый бархатной скатертью. От кабинета первого секретаря к кабинету второго секретаря пролегла широкая ковровая дорожка. В дубовом паркетном полу, натертом до блеска, отражались пальмы и переплеты окон.
Все, кто входил в приемную и обращался к секретарше, сидевшей в окружении четырех телефонов, говорили тихо, почти шепотом, словно на кинофабрике, когда висит светящаяся табличка «Тишина! Идет съемка!». Во всем чувствовалась сдержанность и деловитость.
Время от времени мимо Шадрина уверенной походкой проходили работники райкома. Они без доклада открывали тяжелую дверь первого секретаря и скрывались в темном тамбуре.
Как только где-то рядом со столом секретарши раздавался приглушенный звонок, на который она вставала и торопливо шла туда, где заседает бюро, сердце Шадрина делало раскатистый, гулкий толчок. Секретарша выходила и объявляла фамилию очередного товарища, вызванного на бюро.