Конечно, когда цель — сомкнутая линия, стена из тел, целиться особенно и не приходится. Вот и не беспокоились фельдцейхмейстеры. А вот если линии — жидкие, пули летят мимо. И ядрами стрелять бесполезно — не тот кегельбан. За пять сотен шагов хорошо видно, когда пушку пробанят, сунут заряд и снаряд, поднесут пальник, и казаки прилягут на родную землю, пропустят чугунный шар над головой. А потом встанут и спокойно перестреляют орудийную прислугу. А картечь на пятьсот шагов не летит. В такой ситуации полезны только бомбы. Или гранаты. Различаются эти полые снаряды только по весу. Мелочь, до пуда — гранаты. Те, что весом в пуд и тяжелее, — те бомбы. Так что все австрийские полковые пушки можно смело записывать в гранатометы. Потому как из полковой артиллерии во всей Европе — один шуваловский однокартаунный единорог пудовыми барынями плеваться умеет. А такие есть только у русских полков — и то не у всех, а если и есть, то только по одному. Этакий последний довод русского полковника. В других странах такими аргументами пользуются только генерал-аншефы с хорошим осадным парком…
А граната сама по себе не взрывается. А старый добрый фитиль можно и заплевать, и описать, как голландский патриотический мальчик, да и просто прилечь, пока горит, и пропустить осколки над головой. Есть и современное средство — дистанционная трубка. Очень хорошая вещь. Позволяет разрывать бомбы на нужной секунде — даже и в полете. Над головами. Эффектно. Эффективно. Только мало таких трубок. Дороги они. Мануфактур, их производящих, — мало. Потому трубки эти — поштучно в полковой описи.
И со складов их точно так же выдают — поштучно. Вашему полку — пятнадцать на всю кампанию. А ваш не глянулся начальству на последнем смотре — вам только десять…
Так что артиллерии Мирович тоже не боялся. Одно было средство против его жидких линий.
И вот оно явилось и, развеваясь ментиками, понеслось вдоль тракта. Гусары!
Вот только гусар было немного, и лошади у них были измучены переходом, и задора в их атаке было немного. А жидкие линии Мировича — они для линий были жидкие. А как цепи весьма густы. И длинный ножевой штык вполне позволял колоть конных. Вторая сомкнулась с первой, сжались в одну — и устояли. И отбили. И в спины стреляли, хоть и попадали иной раз в конские зады. И снова рассыпались для перестрелки.
А потом с тыла налетели пандуры, обошедшие наконец завалы, и смяли, и изрубили. Кое-кто еще прятался за плетнями, стрелял из кустов… Их долго, с азартом ловили. Мирович, как и в давешнюю баталию с поляками, отбился от своих. И вот не повезло. Пуля, прогулявшаяся по его голове, была явно венгерская — пандуры стреляли не хуже казаков, и ружья у них были свои. Не хуже охотничьих!
Среди звуков немецкой речи узнался знакомый, лающий. Тембенчинский. Друг и покровитель. Неужели вытащит?
Мирович разлепил глаза. Перед глазами, приминая к земле дурманные летние стебли, обрисовались пара кавалерийских сапог и пара штиблет. На пряжках у штиблет были огромадные бриллианты. А в мягкой коже сапог красовались узкие прорези для когтей.
— Ну вот, князь, захватывающий предмет нашего с вами разговора уже и очнулся. Так что перестаньте говорить об атамане Мировиче в третьем лице.
— Василий, ты как себя чувствуешь?
А как такую дрянь словами выразишь?
— Могло быть и лучше, — проскрипел Мирович, переворачиваясь на спину.
— Если бы пуля пошла ниже, — хмыкнул беседовавший с Баглиром Сен-Жермен, — голова бы у вас не болела.
— Ротой лезть на два полка, днем, в чистом поле… Чему я тебя учил? — вступил и сам Тембенчинский.
Он сердито поджимал перья на голове, всячески показывая, что Мирович его разочаровал. И заслуживает разжалования из гетманов обратно в адъютанты.
— А почти получилось.
— Почти, друг мой, на войне не считается, — грустно улыбнулся Сен-Жермен, он тоже был разок почти победителем. — И заметьте: если бы я не подоспел, вас бы уже повесили.
— Спасибо. А то и так повесят?
— Ну если очень хочешь… — Баглир стал чем-то неуловимо похож на князя-кесаря.
Румянцев нарушителям своих инструкций тоже щедро обещал повешение. И временами обещания держал. А иногда веревку заменял орденом. И инструкции исправлял.