Разъездной катер, под парусами и веслами, скользнул рыбкой под борт французского линкора, несущего штандарт командующего эскадрой. Французы, однако, разговаривать не стали. Обозвали убийцами и швырнули в катер пачку парижских газет. Баглир велел возвращаться и ответил длинной двуязычной тирадой, достойной сразу кронштадтского боцмана и потсдамского фельдфебеля.
Пока главный штурман Соединенного флота наносил на карту новый курс, офицеры штаба разбирали прессу.
— У мадам Дюбарри прыщ вскочил! На заднице.
— И что, поэтому?
— А как узнали?
— У редакции везде свои люди…
— Вольтер дописал «Жанну д'Арк». Пощечина национальному духу…
— Вот! Русские людоеды топят мирных рыбаков. Король заявляет о вероятной неизбежности войны!
— Как — мирных рыбаков?
— А вот так… «Мирные рыбаки с острова Корсика, вышедшие ловить тунца, были несколько дней назад внезапно атакованы русской эскадрой, известной под именем Соединенного флота. Внезапный сокрушительный огонь с полутора десятков линейных кораблей оставлял самые ничтожные шансы уцелеть. Кроме этого, русские, вопреки морской традиции, не оказали никакой помощи оказавшимся в воде по их вине людям. Тем не менее уцелело достаточное количество свидетелей этого чудовищного преступления…»
Переход до берегов Италии был неприятным — воду пришлось сдабривать уксусом сильнее обычного, у иных матросов нашлись признаки цинги — так что италийского берега на эскадре ждали с нетерпением. А первым признаком его приближения, вместо чаек, стал отряд из четырех купленных у местных княжеств кораблей. В том числе — и линкор капитана Кэмпбелла.
— Знакомая история, — сообщил он Грейгу, прибыв приветствовать флагмана. — Вам-то больше в карибских водах воевать доводилось, а я и в североамериканские колонии хаживал. Там морячки лимонный сок, украдкой от капитанов, за борт выливают. А мы пополняли там команду. Но мой первый помощник придумал смешивать лимонный сок с грогом. Здесь его можно прибавить к водке. Напиток только вкус приобретет…
Василий Мирович вел «ежа» вдоль остатков древнеримского Траянова вала. «Еж» состоял из двух эскадронов карабинеров, эскадрона егерей и двух батарей легких единорогов. Поскольку турки были рядом, шли пеше, кареем, катя орудия вручную. А весили полевые гаубицы, между прочим, по сорок пудов каждая. Три раза на каре налетали спаги, четыре раза татары. Фланг обычно прикрывают конницей. Вот и турки так поступили. Не догадались, что на плоской вершине вала нет для конницы маневра. Зато для гаубиц, способных маневрировать не собственным движением, а огнем, такая позиция просто идеальна. Каждую атаку встречал сначала торопливый перестук длинных егерских винтовок, затем залп картечи, повзводные залпы карабинеров. До штыков дошло только однажды. Пушки же действовали прямо из рядов, и опасности захвата не подвергались. Откат, заставлявший остальные армии мира ставить пушки перед строем, чтобы не покалечить солдат, благодаря новейшему лафету, распространялся только на ствол. Больше того — ствол потом сам же накатывался обратно. И вот, перегородив своими карабинерами Траянов вал в три шеренги — не сунешься, — Мирович отдал инициативу гаубичным батареям, любезно выделенным ему командующим армейской конной артиллерией — начкоартом — Кужелевым, и егерям.
В центре дела у русской армии шли не столь хорошо. Центральный карей турецкая кавалерия прорвала, и резерв, развернувшись в колонны, рванулся на выручку. Видно было, как сам Румянцев впереди размахивает треуголкой: «Вперед, вперед!»
Навстречу им уже торопились толпы турецкой пехоты. Четко выделялись упорядоченностью янычарские части, вокруг клубились легкие пехотинцы. Вообще-то турки прежде не готовились к обороне. Немудрено. С самого начала войны они порывались наступать. Вот только почему-то каждое нападение на смешных размеров русскую армию оканчивалось легким конфузом. Десятикратно уступающий в силах противник пропускал удар в пустоту, а потом плавно переводил турецкое безудержное наступление в безудержное же бегство. Спустя несколько дней турецкая армия приводила себя в порядок, недоумевая — почему так вышло. И почему сражение завершилось еще чуточку глубже на их территории. Поэтому на сей раз турки настроились на жесткую оборону.
Но — не использовать такой шанс никак не могли, бросив основные силы, засевшие на укрепленной линии, против русского центра.
Вот на головы наступающей турецкой пехоты стали падать первые гранаты из единорогов Мировича. Издали зрелище жестоким не казалось. Примерно — как муравьев давить. Взрыв гранаты, неплотное облачко, отороченное стоячим воротничком жирной молдавской земли, — и плотные ряды людей оседают вниз. А на проплешину набегают новые. И все-таки идут вперед.