Вдруг один из шаров вспух огнем, став недолговечной моделью солнца. Вниз падать после этого было нечему. С русских позиций донесся восторженный рев. Тут разорвало еще один шар. Потом целых три разом.
— Это не от нашей стрельбы! — удивленно вскрикнул кто-то.
— Адские машины, — отметил начальник штаба, — или ветер не рассчитали, или часовой механизм неточный. Возможно, просто фитиль. Но один-два рванут над нами — хотя бы из закона больших чисел.
Голос у него был отстраненный. Как всегда, на время боя он превращался в сущего зануду. Которым в более спокойной обстановке отнюдь не являлся.
— Телескопу, господин полковник, конец. Поле наблюдения занесет дымами. От орудий и мин получится немного проку.
— Остаются еще винтовки. И штыки, — решительно ответил Ростовцев.
В башню он не пошел. Предпочел стоять на бруствере.
Приморские крепости в России строили несколько иначе, нежели сухопутные. Вместо рва использовалось море, а потому укрепления были, увы, возвышены и доступны настильному огню неприятеля. Правда, пушки установлены были в защищенном трехметровой толщины литым камнем кургане, после выстрела скатывались вниз, в каземат с потолком, укрепленным стальными балками, на перезарядку, что усложняло их уничтожение. И вынырнуть они могли из совсем другой бойницы. Зато для пехоты такой роскоши не предусмотрели. Насыпали горнверки, отделали прикрытый путь деревянной опалубкой — и всего.
Приезжавший полгода тому с инспекцией крепостей Суворов заявил, что крепость сильна не камнем, а гарнизоном. А если гарнизон жив, то и камень не очень нужен. Потому велел только расширить вал, а огневые позиции и прикрытый путь в нем прокопать. Потом прошелся по получившимся позициям, втягивая носом смолистый запах свежеободранных еловых жердей, которыми укрепили траншеи.
— Помилуй Бог, если бы так был укреплен Очаков, мы б его не взяли!
И не поймешь, то ли шутил, то ли серьезно.
Ростовцев расчетливо торчал из-за земляного бруствера ровно наполовину. Ту, которая была одета в панцирь и каску.
Начальник штаба бравировал меньше, но и обзор в перископ был хуже. Что так, что этак — не было видно ничего. Оставалось полагаться на уши. Не донесется ли осторожное хлюпанье весел? Весла — это шлюпки, шлюпки — это десант.
Один из ординарцев устроился рядом с полковником.
— Сашка, не бравируй, — сказал тот ему, — если меня убьют, кто будет фортом-то командовать?
— Кирилл Петрович, Алексей Юрьич, Сандр Никитич… — бодро принялся тот перечислять по старшинству офицеров. Начальник штаба чуть поморщился — в этом списке он был едва не последним. Так было с некоторых пор заведено — команда переходит к штабному, только если полегли ВСЕ полевые офицеры.
— Вишь сколько. А если тебя убьют, кто будет приказы по форту таскать?
— Ну Николя… — назвал тот второго ординарца и замялся.
— Вот. А связь — это наше все, нервы войны… Так что ты ценнее.
Дым. Потрескивание еловой опалубки. И наконец тихие, осторожные всплески. Полковник ухватил ординарца за плечо:
— Живо в башню! Пусть рвут мины разом! И пушки пусть палят хоть в божий свет, хоть!..
Он и еще кое-что добавил. На бумаге неприводимое. Зато уже через три минуты над его головой, расталкивая шипящий о его горячие бока воздух, ушло в неизвестность первое ядро. Потом второе. Потом два разом. Артиллеристы соблюдали статью устава, требующую с целью экономии огнеприпасов пристрелочный огонь вести одиночными выстрелами.
Капитан Мэтьюз был изумлен. Уже третье русское ядро пробивало борт его линкора. О нет, особой опасности в этом не было. Таких попаданий добрый «Резонабль» мог вынести еще немало, но терять людей и орудия, не имея возможности дать сдачи, было обидно. Тем более обидно, что остальные корабли эскадры не получали вообще никаких повреждений. И чем это русским так приглянулся его невзрачный линкор третьего класса? Он не учел, что, выпустив боевые баллоны, несшие их корабли уступили место в первой линии судам с десантом. И его корабль занял то самое место, на котором русские еще полчаса назад видели флагман английской эскадры…
То ли брызги способствуют осаждению дыма, то ли просто время вышло, как запас горючего в дымовых бомбах, но, когда столбы воды, поднятые взрывом крепостного поля, осели, за ними вырисовались четкие силуэты британских кораблей. И новая порция воздушных шаров. А на воде даже щепок не плавало.
— Похоже, мнительными мы стали, — заметил Ростовцев. — Нас вовсе не хотели брать приступом… Но я сам слышал плеск!