— Кажется, мы влипли в войну, сэр, — заметил флаг-капитан, когда датчанин отошел для напутствия четвертой волны десанта.
— Не случилось еще ничего, что при желании не мог бы исправить Уайтхолл, — отмахнулся адмирал. — Другое дело, что, если политикам придется перетрудиться, нам придется перенести их неудовольствие. А оно у Питта тяжелехонько. Но что-то я не думаю, что он захочет утруждаться по этому поводу. Так что вся работа, как и всегда, достанется Королевскому флоту. А вот славой нас, конечно, заставят поделиться.
— Вы о чем, господа? — спросил их подошедший датчанин.
— О пользе восстановления вашего контроля над Зундом, разумеется, — отвечал адмирал. — О чем же еще!
— Но один берег остается шведским, — напомнил тот.
Адмирал промолчал. Если уж начнется настоящая война, у такой слабой и стратегически расположенной державы, как Швеция, не останется ни малейшего шанса остаться в стороне. И если она выберет нужную сторону — о чем жалеть? А нет, то при их слабосилии жалеть все равно придется шведам!
Форт продержался почти сутки. Эскадру пригласили погостить, отмечая победу, в Копенгагене. Но адмирал, высадив датчан, рванул, поставив опасное количество парусов, обратно в Северное море. К своим базам. Чем может закончиться стоянка в Копенгагене, англичане знали слишком хорошо!
Когда гелиограмма достигла Петербурга, Безымянный совет собрался почти мгновенно. Все были на месте, словно чего-то ждали. Смотрели только на блестящие лбы, на напряженные губы правителей — чего-то изрекут.
— Лесё пал, — сообщил мрачный Чернышев, — а это значит, что одна из «затычек Тембенчинского» выбита. Неважно, придется нам воевать прямо сейчас, или дипломатам удастся выбрехать, не теряя достоинства, еще год-другой предвоенного состояния. Ясно, что войны малой кровью не получится. Мы можем выбирать между полным поражением, частичным поражением — или резким и внезапным усилением нашей армии.
— Не думаю, что вопрос стоит так остро, — заметил Петр. — Помнится, вы мне говорили что-то насчет военного искусства…
— При двадцатикратном перевесе противника искусство бессильно. А ополчение у нас ничем, пожалуй, не лучше даже и турок. Против нашего технического и позиционного превосходства неприятель, как мы видим, нашел свои приемы.
— Но мы не можем содержать большую, чем сейчас, армию! Даже если мы отобьемся, — вступил Шувалов, — мы проиграем. Если вы забреете еще хоть сколько людей, мне придется гнать рабочих на заводы насильно. А у оставшихся крестьян забирать весь хлеб. Силой. Потому как иначе взвинтят цены. И тогда начнется такое, что яицкий мятеж покажется премилым светским скандальчиком!
— Зимой можно больше… — вставил Иоанн, напоминая, как славно удалось пугнуть Европу в конце турецкой войны.
— А вернутся они все? А весной что, капитулировать?
Над уютным залом повисла короткая тишина. Которую обычно разрывают исторической фразой. Но — все сидели, сверлили друг друга взглядами. И молчали. Наконец Румянцев хлопнул рукой по столу:
— Надо форсировать план Тембенчинского. Заодно и проверим, кто там у него чего стоит.
— Всех в солдаты? Не дав прийти в себя? Не слишком ли, Петр Александрович? — впервые за последние несколько месяцев Виа встряла в обсуждение. А не сделала доклад.
— Добровольцев. Остальные пусть их кормят. Как в указе было: кто защищает землю, тот и владеть право имеет. Будем сначала брать одного из десяти. А там посмотрим. Так и экономику сохраним, и от врагов отобьемся. Другого выхода не вижу.
— Так и сделаем, — торопливо согласился Иоанн.
— Раз ты за… — протянул Петр, — решено!
— Так воюем? — спросил Чернышев. — Или оттягиваем?
— Ну нельзя же так вот рьяно рваться в драку, Захар Григорьевич, — попенял военному министру Шувалов. — Да и у Петра Александровича, вижу, глаза горят. А между тем остров-то потеряли вы! Будь он защищен надлежащим образом…
— Но весь наш флот Немецкого моря прикрывал Канал. А Соединенный флот торчит в Мраморном море. Через Дарданеллы турки не пропускают! Эскадру же для Штральзунда вы мне за год даже заложить не соизволили!
— У меня есть более важные дела, чем наращивание непроизводительных морских сил.
— Ну да, шпионство вы считаете более производительным! И столбы с глазами на площадях!
— Шпионство, как выражается, Захар Григорьевич, — нарочито повернувшись от раскрасневшегося оппонента к царям, своим самым занудным голосом мороженой рыбы разъяснил Шувалов, — действительно дает некоторую прибыль. Своевременно полученное известие в любом деле крайне важно, а при игре на биржах и подавно. А мы с некоторых пор игрываем… и не настолько безуспешно, чтобы некоторые менее удачливые игроки не начинали подумывать о конфискации принадлежащих России зарубежных дел. Возможно, они и провоцируют! А вот воевать нам еще рано. Вы говорили о переселенцах как о готовых солдатах и рабочих. К тому же питающихся святым духом. Иначе соизвольте подсчитать, за сколько дней они сожрут наши провиантские запасы на случай лихолетья? Но солдатам нужны ружья и пушки, а рабочим — станки. Тут у нас есть запас. Небольшой. Но ружья употребляют порох, станки жрут энергию. Нужно перекрывать реки, ставить климатические двигатели, пороховые заводы, арсеналы. Это годы работы. Иначе ваша орда в решительный момент останется без патронов.