Выбрать главу

Нагнулся к переговорной трубе.

— Как только услышите залп — всем машинам стоп! Или нет — всем машинам реверс! Ясно? Рули глубины — на спуск.

Все равно ведь как зажгут — вдоль или поперек! Только вот если у неприятеля перед зарядной камерой насыпана картечь, да не простая — вязаная, — тогда она пройдет сквозь все баллонеты. Застревать ей не в чем.

Артиллерист отсчитывал дистанции, как секунды:

— Триста восемьдесят. Триста пятьдесят. Триста тридцать. Левый борт… Ого-онь!

Гондолу качнуло — сильнее, чем когда-то на море, привычно ударило по ушам. И сразу дернуло по ходу, да так, что Сухотин чуть наружу не вылетел сквозь незастекленную обзорную щель рубки. И пропустил момент, когда враг вспух дымами — еще до того, как исчез в бомбических разрывах. А вот длинные огненные полосы неприятельского залпа, прошедшие у него перед самыми глазами, он увидел. Все-таки тоже бомбы. «Увидел, следовательно, жив», — так говорил Скуратов. Но почему так дернуло гондолу? Наперекосяк, сразу и вниз и вверх. Из потока — через откидной люк, проорало голосом главного механика:

— Все сюда, рубка сейчас отвалится!

Штурман, подлое сословие,[4] юркнул в люк первым. Потом — рулевой. Артиллерист полез за ним, оглянувшись на переломившийся пополам огненный кокон с левого борта. Парашютных куполов вокруг не было видно. Когда Сухотин уже ухватился за края люка, лесенка вдруг ушла из-под ног, оставив взамен вид на перевал.

— Держись, капитан!

Втащили. Хоть выдохнуть бы. Но…

— Доложите состояние баллонетов. Пожары?

— Половина вдребезги. Пожаров нет, — пожал плечами инженер. — Я уже сбросил орудийную палубу и две моторные гондолы: «С» и «D». Так что — уже не падаем, господин капитан. Остальное — надо еще смотреть…

Вот теперь — нормально продышаться обжигающим морозцем. И по переполненному людьми внутреннему коридору — сквозь надеющиеся глаза, бодрячком, с прибаутками — к хвосту. Так и есть, рули высоты и горизонтальные целехоньки! А вот бункерам — всем четырем — разнесло днища. И из угля, значит, остался только запас при гондолах. Не больше часа экономическим ходом.

— Машинам стоп! Будем ловить попутный ветер.

Пришлось проорать в обе оставшиеся моторные гондолы по очереди. Двигатели выключились не одновременно, и изувеченный корабль успел описать полукруг.

Потом — сквозь внутренность корабля по хлипкой лесенке Сухотин вместе со штурманом залез на самую макушку корабля — на верхний обзорный пост.

— А тот уже упал, господин капитан, — сообщил наблюдатель.

Сухотин кивнул. Штурман высматривал в воздухе облачка, стараясь определиться с ветром на других высотах. Не навигация — гадание!

— Внизу нет, — сообщил он, — а вверху есть, как раз на норд-норд-вест. На четверть хотя бы версты подняться…

— Баллонеты порвет, — тоскливо заметил из люка в полу механик.

— На четверть, пожалуй, не порвет. Хотя трещать будут. А то и течь начнут, — думал вслух Сухотин. Штурман перекрестился. Утечка водорода — и достаточно какой-нибудь шальной молнии… А парашюты с рубкой, батарейной палубой и моторными гондолами отправились вниз. — Сбрасывай бункера. Они все равно пустые…

Механик ушел вниз. Корабль снова дернуло.

После этого оставалось ждать. И надеяться, что ветер не переменится. Сухотин пошел к рулям. По дороге снова заглянул в моторные гондолы. Полуголые кочегары, которых было многовато, начинали постукивать зубами — топки остыли, и лютый мороз снаружи понемногу добирался и сюда.

— Одевайтесь, — посоветовал им Сухотин. — Снова ход дадим нескоро.

— Мы из других гондол, господин капитан. Выскочили, в чем были.

— Ясно…

Сухотин скинул было шубу. Не приняли.

— Вы замерзнете — загнемся все, — сказали ему. — У товарищей попросим чего-нито.

К вечеру погода стала портиться — зато удалось снизиться вслед за спадающим с гор воздушным потоком. Двигатели «Орел» запускал три раза — больше для обогрева. И вот, при уже краснеющем солнце, он вернулся к своей базе. Через двенадцать часов вместо восьми. Сухотин пустил на последние километры остатки угля и даже смог подогнать избитый аппарат к вышке.

вернуться

4

Нешляхетское. Таких брали в штурманы да корабельные инженеры. А в настоящие морские офицеры — только белую кость.