— Это плохо? — спросил Павел у Баглира.
— Угу. Пошли в дом.
Но возле двери уже стоял невысокий горделивый человек, лучащийся озорной веселостью.
— Не торопитесь, господа… В сущности — куда нам торопиться? А разговор — дело невредное. В противном случае с вами будут говорить вот эти декорации, — он обвел рукой ряды солдат. — И не расстраивайтесь особо. План ваш был хорош, и если бы не я…
— А кто вы? — поинтересовался Вадковский.
— Здесь меня знают как графа Сен-Жермена. Это имя настоящее, хоть и не родное, пожалованное, но я к нему уже привык. А вы — князь Тембенчинский?
Баглир согласно поклонился.
— Вы слишком приметны, князь, — и это главная ошибка вашего руководства. Вас узнали — а я всего лишь проверил жилища ваших друзей. Но я могу понять императора Петра. Ваш стиль действий достоин восторга.
— У его величества были и другие соображения, — улыбнулся Баглир, — Сен-Жермен благополучно выдержал это зрелище и ответил на его улыбку своей — не менее лучезарной.
— Без боя вы сдаться не настроены? Я готов вам гарантировать жизнь — и свободу где-нибудь за пределами этой страны.
Баглир оглянулся. Кужелев неблагородно сплюнул на землю. Вадковский отрицательно покачал головой. Павел прижался к грозному кирасиру и тоже отрицательно качал головой!
— Его высочество говорит: нет.
— Я предполагал что-то в этом духе! А как вам понравится поединок? Видите ли, серьезная битва может подвергнуть опасности жизнь цесаревича. Поскольку будет изобиловать разного рода случаями и возможностями. Скажу честно — против меня у любого из вас шансов немного, но и втроем против трех полков — тоже.
— Вчетвером, — поправил Сен-Жермена Павел.
— Все равно. А так — шанс. И обещаю — независимо от исхода поединка господа Кужелев и Вадковский будут просто выдворены с контролируемых нами территорий. А цесаревич Павел пойдет с тем из нас, кто одержит верх.
— А вы его самого спросили? Ваше высочество, вас устроит такой вариант?
Павел серьезно задумался.
— Да, — наконец сказал он Сен-Жермену, — эти господа хорошие. Я не хочу, чтобы их убили.
— Тогда приступим.
Сен-Жермен отошел в сторону и обнажил свою черную шпагу. Лунной дорожкой блеснул ятаган Баглира. И вот тут Сен-Жермену стало не до изящных поз. Ятаган Баглира был сразу везде и нигде, превратившись в размытое облако, да и сам фехтовальщик напоминал дерущуюся с коброй мангусту — на миг сгущался из вечернего воздуха, чтобы провести удар, и сразу оказывался в другом месте. Но Сен-Жермен оставался целехонек, а невидимое в ночи лезвие его шпаги описывало замысловатые фигуры в местах, где Баглир и его ятаган сгущались особенно часто.
Бой мог бы продолжаться дольше. Но над городом вдруг встало огневое зарево, и лихорадочных звон пожарных колоколов что-то нарушил в Баглировой манере. Черная шпага Сен-Жермена оказалась слишком близко, пришлось парировать. И вот клинки скрестились — и с хрустальным звоном ятаган переломился посередине.
Сен-Жермен опустил оружие. Баглир немедленно подобрал обломок ятагана и спрятал в ножны.
— Я могу рассчитывать на ваше слово? — спросил он.
— Конечно, — сказал Сен-Жермен, — вашим друзьям ничего не угрожает. Кстати, вы меня чуть было не достали. Это и есть та способность, из-за которой вас предпочли менее заметным агентам?
— Нет, граф. Павел, хватайся за меня!
Черно-желтые крылья поднялись у Баглира за плечами.
Он сразу стал плоским и каким-то чуждым. Лоск человекообразия с него слетел, как плащ, торопливо сброшенный влипшим в историю фехтовальщиком. Простой прием тимматского рукопашного боя — строенный удар крыльями по ушам. А крылья у Баглира были куда сильнее и длиннее рук. И длиннее руки Сен-Жермена со шпагой. Короткая немая сцена — безумие мира свело мозги и пальцы на курках гвардейцев. А графу не до того. Сознания, правда, не потерял — уши не те, человеческие, махонькие, да и перья снижают эффективность удара. И успел ткнуть, клинок прошел крыло насквозь, повернулся, послушный привычной к ужесточению ран руке…
Два удара поставленных ребром крыльев о воздух — и Баглир уже над крышами перешел в горизонтальный полет. Взлет без разбега — признак хорошего планера, способного встать на попа и помахать крыльями. Альбатросы, например, по суше ходить практически не умеют, не то что бегать. Однако взлетают. Одиночные выстрелы — что толку, из гладкоствольных-то мушкетов? Крики пресекающего напрасный огонь Сен-Жермена. Быстро очухался. И резкая боль в правом крыле. И стекающая по перьям теплая кровь — своя, собственная. Или?