— Наша земля кого хочешь обрусит…
Решение было принято.
Снова Сан-Суси. Давно он не видел короля Фридриха. Пожалуй, с тех самых пор, как он обзавелся прозвищем Великий. Впрочем, прежде Фриц был веселей.
— Откровенно говоря, русских мне даже жалко, — заявил он, вдоволь надорвав нервы Сен-Жермена игрой на флейте, — люди работают, строят. Стазы меняют, выражаясь вашим языком. Тут появляетесь вы и начинаете все рушить. Не отбирать даже — уничтожать. Некрасиво. Я, поверьте, действительно руководствуюсь в своей политике некоторыми принципами. Сохранение и умножение культуры является одним из них. Русским прискучила наша, захотели создать свою — пусть. Их право. Не исключаю, что Пруссия со временем поступит так же. И тогда на нее тоже дружно обрушатся все соседи? Право, граф, я всегда готов отхватить плохо лежащий кусок у соседа, это врожденный инстинкт приличного короля, но устраивать истребительную войну я не желаю. Я для этого слишком бережлив.
Сен-Жермен на секунду прикрыл глаза, чтобы спрятать вспышку гнева.
— Дело не в культуре, а в уровне развития, — тоном терпеливого учителя повторил он, — в том, что мы не сможем защититься.
— А отчего вы взяли, что мы не сможем защищаться? — удивился Фридрих, — У меня, например, есть все то же, что и у русских. А если мы немного и отстаем технически, то исключительно из экономии. Нет смысла брать на вооружение новейшие образцы, если не собираешься воевать немедленно. Пусть эти расходы несет союзник. Пусть он выявит недостатки — за свой счет, пусть он их устранит — вот тут-то мы и развернем производство! Главное, граф, это промышленный потенциал. За годы союза с Россией он у меня вырос вшестеро. А все потому, что я скопировал их таможенную политику и договорился о разделе чужих рынков. Что же касается русских тепловых двигателей, то эту проблему удачно разрешил еще мой отец, выдав дочь за шведского короля. Концессий на экстерриториальные прусские предприятия в Норвегии и нескольких арендованных крепостей мне пока хватает.
— А территориально вы прирасти не желаете?
— Почему нет? Но ввязываться в нечто вроде минувшей войны? Нет. Я решительно предпочитаю разделы. И потом — прирастание за счет России обойдется слишком уж дорого. Но вот у шведов абсолютно пустая казна. Средства до нее попросту не доходят я полагаю. Еще бы — при парламентском-то правлении! Не исключено, что я у них некоторые области попросту куплю. Да, граф, за последние несколько лет могли бы и привыкнуть — теперь Пруссия решительно предпочитает мир.
— Смотрите, ваше величество. Пруссия не так уж и велика. В схватке истинных бегемотов ее могут и затоптать.
— Угрозы? Мне? Я бы разозлился, но вы меня откровенно насмешили. Я бил и Францию, и Австрию. Один! И с русскими в тылу, вот уж были стойкие ребята. О нет. В предстоящем конфликте Пруссия будет нейтральной. По крайней мере, на первых порах.
— Если куш не будет стоить риска.
— А что может стоить такого риска?
Сен-Жермен широко улыбнулся. Так улыбается вербовщик, высыпая золото перед рекрутом-деревенщиной.
— Штральзунд и Голштейн. Вместе с каналом, разумеется. Тогда вы сможете стать на Балтике номером первым.
— И мишенью номер два.
— Я рассматриваю Пруссию как европейское государство!
— А Англия будет рассматривать как конкурента, Франция с Австрией — как главного врага. Или вы полагаете, они не смогут объединиться без вашей помощи?
— Они слишком устанут от войны.
— Если Англия, на своем острове, устанет, что будет с бедной маленькой Пруссией?
— Нейтралитет — не лучшая политика. Вспомните хотя бы Ливия и Макиавелли.
— «Без надежды и без чести сделаетесь наградой победителя», — по памяти процитировал Фридрих, — но вы не учли одной мелочи, граф. Сущей мелочи, право. У меня оборонительный договор с русскими. И я дам им понять, что, оставаясь нейтральным, я увеличиваю их силы, экономя русским экспедиционный корпус и регулярно выплачивая, как невоюющий союзник, существенные субсидии, высвобождаю многие полки, закрывая их границы телом своего нейтрального государства. Мне кажется, они поймут. И будут благодарны, несмотря на мое неучастие в войне.
Сен-Жермен так и уехал, своего не добившись. Фридрих пожалел и его — что поделаешь, германская сентиментальность. Да и было что-то трогательное в этом искреннем крестоносце галантного века. Фридриху тоже временами хотелось взгрустнуть над прошедшей молодостью, над той веселой жизнью до Кунерсдорфа. Право, кто не жил тогда — не жил вообще… Но еще больше хотелось перейти в новую, индустриальную, эпоху вместе с Россией. Вот тогда Пруссия точно станет номером вторым. А для этого, пока другие будут биться насмерть, он займется маленькими имперскими княжествами. Из-за такой мелюзги, да под шумок, никто даже ноты протеста не объявит. И северными землями. Во время большой войны слабые страны — это просто территории. А Швеция — это слабая страна, и надо постараться, чтобы большая ее часть отошла именно к Пруссии. Хотя бы и по польскому варианту. А строительством великой державы займется его сын. Или внук. А ему, Фридриху, рано. Зато надо еще и еще округлять границы. Курочка по зернышку клюет. Горе забывшим этот принцип Прусского королевства.