Выбрать главу

- Поняла, - слишком поспешно кивнула Тася, хотя ничего не поняла.

- Сам Гоголь меня благословил! Это не хухры-мухры, не запойные больнички, где мы резали с тобой руки-ноги, это сам Гоголь!

- Господи! Как я счастлива! - не удержалась Тася. - Я счастлива как никогда в жизни!

- Чему? - удивился Булгаков, потому что считал, что всё счастье должно принадлежать исключительно только ему и только в литературе. - Что-то он ещё сказал... - сделал он мучительное лицо, - но я не помню. Вот хожу и мучаюсь...

- Я ходила, я была у них! - радостно призналась Тася.

- Лунных человеков?! - выпучив белые глаза, хрипло спросил Булгаков.

При всём своём литературном даре, которым он порой даже кичился, он и представить себе не мог, что за его фортуной стоял лунные человеки.

- Их самых! - счастливо призналась она.

- Я тебя ненавижу, Горгия! - вдруг закричал он, сотрясаясь как паралитик. - Ты отравила мне жизнь!

Всё указывало на голый, как ноль, функционал - лунных человеков, с их стратегией настраивать человека исключительно только на дело, а это выхолащивало чувства, делало жизнь пресной, скучной и неинтересной.

- Как я тебе отравила жизнь?! Как?! - удивилась она патетически и была готова выцарапать ему глаза, потому что ей надоело сдерживаться в угоду его прихотям, быть всегда на вторых ролях и целовать его талант в одно место.

- Ты!.. Ты!.. - он не нашёл слов и убежал в темноту, чтобы тотчас вернуться, размахивая руками как мельница: - Ты предала меня! Лучше бы я остался наркоманом!

Он ничего не понял. Он разделял Гоголя и лунных человеков, вообразив, что Гоголь самостоятелен в принятии решений. Это подогревало самолюбие, это делало его независимым и сильнейшим из сильнейших по причине безусловного лидерства.

- Но почему?! - удивилась она, забыв, что обиделась.

- Потому что ты не знаешь, что они попросят взамен! - открыл он ей глаза на её проказы.

- Ну и что?! - спросила она, нарочно грубо, чтобы унизить его.

- Неужели ты такая тупая?! - поинтересовался он тогда.

- Они попросят тебя быть великим писателем! - крикнула она ему в лицо. - Всего-то-навсего! - и таким образом попыталась передать ему всё величие происходящего, и ничего, что страшно и противоестественно, зато грандиозно и экзотично.

Боги никого не просят, боги только указуют. Правда, насчёт богов она перегнула и не понимала, кто такие Похабов и Нахалов. Богами они быть не могли по определению. Но ведь действует! Действует, чёрт побери!

- Не может быть!.. - посмотрел он на неё долгим взглядом. - Зачем это им? Ведь не дураки же они?.. - спросил резонно.

Он наконец сообразил что к чему и понял, что такие подарки просто так не делаются. Сам Гоголь преподнёс рукопись! Ну пусть не рукопись! Пусть наброски! Неважно! Главное - дух при этом! А ещё он избавил его от морфинизма и направил на путь истинный. Боже, еси на небеси... - подумал он, не в силах переступить через сомнения материалистических оков.

- Далеко не дураки, - заверила она его, в надежде, что он наконец всё осознает.

Он посмотрел на неё в ужасе очередной догадки.

- Ты лишила меня силы! - выпалил он, как поняла она, исключительно назло ей по старой и теперь уже давней морфинистской привычке.

- Какой, на фиг, силы?! - удивилась она, выпучив свои великолепные серые глаза.

- Той естественной силы воображения, которая всегда вела меня! - снова выпалил он, как будто из ружья. - Я истощился! Во мне нет прежней силы! Я умер ещё живым! Ты понимаешь, или нет?! Горгия!

И тёмное, бархатное небо висело над ними, молча источая величайшую тайну мироздания. И Булгакову было жалко своей юношеской наивности. Он навсегда прощался с чем-то дорогим и переходил в новое состояние, и это было более чем мучительно и неопределённо страшно.

- Ты просто идиот! - закричала она ему в ответ и ловко, как кошка, наградила его звонкой оплеухой - раз, другой.

И прохожие на другой стороне улицы замерли, в ожидании его реплики.

- Ты убила меня! - назло продолжил он, не опустив глаз лишь из-за гордыни, потому что на столе его ждала рукопись и он бежал к ней, как к материнской груди.

- Как я могла тебя убить?! Как?! - спросила она, словно у капризного ребёнка. - Если я только и делаю, что ублажаю тебя!

- Не надо меня ублажать! - уцепился он за слово. - Не надо! Я взрослый человек! У меня есть принципы!

И вышло у него с такой болью, как финальная речь прозревшего героя, что люди на другой стороне улицы зааплодировали.

- Иди вы все к чёрту! - среагировал Булгаков, безуспешно ища в темноте камень.

К нему подбежал человек и протянул бутылку:

- За ваш талант!

- Спасибо! - растроганно пробормотал Булгаков и одним махом к огорчению человека слил в себя содержимое бутылки.