— А я нет! Летисия, отбрось ты свои обиды за то, что стала жертвой ошибки и моего неправильного поведения, и постарайся подумать спокойно. Ты готова отказаться от нормальной жизни, от шанса хоть когда-то увидеть сестру, добиться чего-то стоящего и выбрать просто быть изгоем, на которого станут охотиться всегда? Вернешься со мной, и я стану свидетельствовать в твою пользу, докажу всем, что ты не шпионка и можешь стать достойным человеком…
— Да себя-то послушай! Почему я должна выбрать доказывать что-то кому-то, когда сама знаю, что в кои-то веки невиновна? И это еще и имея подавляющий процент шансов, что ни меня, ни тебя никто и слушать не станет, а пристрелят на подлете для верности! И что значит это твое «станешь достойным человеком»? Буду до конца дней какой-нибудь лучшей из худших рядовой в вашем сраном корпусе и никогда не равной хоть кому-то из вас, сиятельные вы летуны?
— Ты снова все утрируешь и искажаешь, — в возражении Крорра не было прежней интенсивности.
— А ты в упор отказываешься видеть очевидное. И, между прочим, почему это ты один? Где Илэш, Заар, Рилейф?
— Там, где и должны быть. Это мое дело, не их.
Хотела посмотреть в его лицо, но потом забила. Да к черту!
— Вот теперь я все поняла, — усмехнулась себе под нос. — Тебя пнули под зад искать меня? Типа, надо вернуть наглую беглянку и покарать показательно? А взамен что? Повышение? А-а-а, нет же! Прощение косяков! Точно!
— Я сам подал прошение об одиночном рейде с целью обнаружения тебя, Войт! — рявкнул ликтор мне в затылок. — И приказ Верховного — принести твою голову. Но я решил для себя, что верну тебя живой, добровольно, и вместе с тобой буду требовать детального разбирательства, снятия с тебя обвинений и разрешения продолжить службу в корпусе.
Ну вот тут я уже не могла не повернуться.
— Охренеть можно! — шокировано уставилась на Бронзового. — Вот видала я на своем веку фантазеров или непробиваемых упрямцев, но ты всем сто очков вперед форы дашь. Ну, ликтор, чё — вы же во всем людей на раз делаете! Невозможно для меня никакое добровольное возвращение, не существует на белом свете для этого доводов и причин! Не будет никогда никакого разбирательства, а уж тем более признания ошибок и снятия обвинений, вы же непогрешимы и безупречны, сука. И служить ни я, и никто из якобы кадетов в вашем чертовом войске не стал бы! Не для того нас травили… ой, прошу прощения, одаривали, конечно же, одаривали! И в связи со всем этим, у меня назрел вопрос: ты меня считаешь абсолютно тупой, раз впариваешь такую херь или сам реально в это веришь, и тогда уже под сомнением твои умственные способности.
Глава 4
Всплеск надежды, оказывается, может пинать в зад, придавая невиданное ускорение и силы ничуть не хуже отчаяния и ярости. В принципе, большая часть моей жизни была посвящена надежде, но то было растянутое во времени чувство, типа как наблюдать за тем, как медленно тает снег. Знаешь, что однажды он обязательно исчезнет, но нервничать из-за неспешности процесса — бессмысленно. Но сейчас совсем другое дело. Возможно, что от моей поспешности зависит жизнь моей Летти, принимая во внимание мои знания об обычных обитателях пещер и наличия у нее в спутниках ликтора, факт присутствия которого способен заставить атаковать даже виды, обычно предпочитающие не конфликтовать. И я уже молчу о том, что сам этот гребаный, исходящий на мою женщину слюной ублюдок представлял основную из угроз. Вернувшись по скале опять к тому месту, где потерял из виду его и Летти, я мысленно прикинул примерную траекторию его падения и вдруг задался вопросом, с чего ему вообще было падать? Целиться нарочно в провал в дне он же не мог? Или есть такая вероятность? Да наплевать!
Подобрал неподалеку приличных размеров булыжник как утяжелитель, на всякий случай учитывая, что у придурка был лишний вес в виде оружия и моей пропажи, поднял его к груди, совершенно не вслушиваясь в незатыкаемое чириканье бывшей ликторской соучастницы, и, повернувшись спиной, рухнул в реку. Уже на лету понял, что липучая гадость таки прицепилась со мной, не придумав ничего лучше, чем схватить прямо в полете за лодыжку. Был соблазн пнуть ее, сбивая, но тело врезалось в поток, сразу уходя на дно, и это стало не важно.
Ощущение, когда тебя волочит бешеной стихией по дну, шарахая об камни и сдирая кожу, однозначно не будет в числе моих предпочтений для повторения. Но что было в тысячу раз сложнее, так это взять и расслабиться, позволить воде делать с тобой что угодно, как, блин, с мусором, и не сопротивляться, не выплыть, прекрасно зная, что можешь. Звериная половина сначала была в недоумении, но чем меньше в легких оставалось кислорода, тем больше восставала, требуя от меня действий. Я же просто позволил образу Войт загореться на первом плане сознания, и ящер заткнулся, позволяя мне и дальше плыть расслабленным дерьмом по течению.