— Больше ничего.
Еще тридцать две секунды…
— Тогда до свидания, Оуэн.
Каф слышал весь разговор, и позднее Пью сказал ему:
— Шеф может попросить тебя остаться со следующей исследовательской командой. Ты ведь знаешь здешнюю обстановку.
Зная порядки в Дальнем Космосе, он хотел предупредить юношу.
Каф не ответил. С тех пор как он сказал: «У меня нет сил, чтобы жить дальше», он не произнес ни слова.
— Оуэн, — сказал Мартин по внутренней связи. — Он сломался. С ума сошел.
— Он неплохо выглядит для человека, который девять раз умер.
— Неплохо? Как выключенный андроид! У него не осталось никаких чувств, кроме ненависти. Загляни ему в глаза.
— Это не ненависть, Мартин. Послушай, это правда, что в определенном смысле он мертв. Я и представить себе не могу, что он чувствует. Он нас даже не видит. Здесь слишком темно.
— Случается, в темноте перерезают глотки. Он нас ненавидит, потому что мы — не Алеф и не Йод.
— Может быть. Но я думаю, что он одинок. Он нас не видит и не слышит. Это верно. Раньше ему и не требовалось никого видеть. Никогда до этого он не знал одиночества. Он разговаривал сам с собой, видел самого себя, жил с самим собой, жизнь его было полна девятью «я». Он не понимает, каково это — жить самому по себе. Он должен научиться. Дай ему время.
Мартин покачал головой.
— Сломался, — сказал он. — И когда ты остаешься с ним один на один, помни, что ему ничего не стоит свернуть тебе шею одной рукой.
— Это он может, — улыбнулся Пью.
Они стояли возле купола, программируя серворобота для починки сломанного тягача Оттуда им был виден Каф под яйцевидным куполом, напоминавший муху в янтаре.
— Передай-ка мне вкладыш. Почему ты решил, что ему станет лучше?
— Он — сильная личность, можешь в этом не сомневаться.
— Сильная личность? Обломок личности. Девять десятых ее мертвы. Он же сам сказал.
— Но он-то не мертв. Он — живой человек по имени Джон Каф Чоу. Воспитание его было необычным, это правда, но в конце концов каждый юноша рано или поздно расстается со своей семьей. Он тоже это сделает.
— Что-то не похоже.
— Пораскинь-ка мозгами, Мартин. С какой целью люди придумали клонирование? Для обновления земной расы. Мы ведь не лучшие ее представители. Взять хотя бы меня. Мои интеллектуальные и физические данные вдвое хуже, чем у Джона Чоу. Но Земля так нуждалась во мне, что, когда я изъявил желание работать здесь, мне вставили искусственное легкое и ликвидировали близорукость. Будь на Земле избыток здоровых молодых парней, разве ей потребовались бы услуги близорукого валлийца с одним легким?
— Вот уж не знал, что у тебя искусственное легкое.
— Теперь будешь знать. Не жестяное легкое, а человеческое, часть чужого тела, выращенная искусственно, точнее говоря, склонированная. Так в медицине делают органы-заменители. С помощью клонирования, только не полного, а частичного. Теперь это мое собственное легкое. Но я хотел сказать о другом: сегодня слишком много таких, как я, и слишком мало таких, как Джон Чоу. Ученые пытаются поднять уровень генетического резервуара человечества, который после опустошительных Голодов превратился в мелкую лужу. Поэтому мы знаем, что если человек клонирован, то это наверняка сильная и умная личность. Разве не логично?
Мартин хмыкнул. Серворобот загудел, разогреваясь Каф мало ел. Ему трудно было глотать пищу, он давился и отказывался от еды после нескольких глотков. Он потерял в весе восемь или десять килограммов. Но недели через три к нему начал возвращаться аппетит, и в один прекрасный день он занялся разборкой имущества клона, переворошил спальные мешки, сумки, бумаги, которые Пью аккуратно сложил в конце прохода между ящиками. Он рассортировал все, сжег кипу бумаг и мелочей, собрал остатки в небольшой пакет и снова погрузился в молчание. Еще через два дня он заговорил. Пью пытался избавиться от дрожания ленты в магнитофоне, но у него ничего не получалось. Мартин улетел на ракете проверять карту Пампы.
— Черт возьми! — воскликнул Пью, и Каф отозвался голосом, лишенным выражения:
— Хотите, чтобы я это сделал?
Пью вскочил, но тут же взял себя в руки и передал аппарат Кафу. Тот разобрал его, потом собрал и оставил на столе.
— Поставь какую-нибудь ленту, — сказал Пью как можно естественнее, склонившись над соседним столом.
Каф взял первую попавшуюся ленту Это оказался хорал. Каф лег на койку. Звуки сотен человеческих голосов заполнили купол Каф лежал неподвижно. Лицо его ничего не выражало.