Скот, предназначенный для гипотетических пастбищ, собаки, которых ждала необычная дичь, кошки, которым, может быть, придется плавать в воде, козы, чья судьба, возможно, — стать, как и в давнем прошлом, вьючными животными.
Свет потихоньку тускнел. Он погас окончательно как раз в то мгновение, когда Гарно вышел из гипнория.
Он подошел к психологической секции. «Собственно говоря, — подумал он, — сейчас только все и начинается. Они предпочли риск, предпочли закончить путешествие, чего бы это ни стоило. Почти все. Но только почти. Мне придется иметь дело с другими, с теми, кто боится».
Дверь скользнула вбок. Он хотел было войти в свой крошечный кабинет, как вдруг стальные стойки бешено завибрировали. Гарно потерял равновесие, попытался ухватиться за дверь, промахнулся на какие-то миллиметры и упал.
И когда в его голове вспыхнула боль, он услышал далекий рокот.
Энергия протекала через многие километры выброса, чтобы питать новые ветки, которые поднимались в атмосферу, изучали поверхность океана и пробирались на пустынные материки, передавая Исходному Комплексу неисчислимые сведения. И эти сведения все больше укрепляли в нем ощущение, что надо торопиться.
Остающееся ему время, судя по объему планеты, было примерно равно тому сроку, который он уже прожил. Для Комплекса, который всегда воспринимал свое будущее как вечность, это было равносильно смертному приговору. Совершенно необходимо было найти новые источники энергии, новые области плотного вещества.
Разветвления микроскопических клеток быстро распространились по всей поверхности планеты, заткали дно безжизненного океана, глубокие долины и острые пики гор.
Передовой выброс поднимался вверх, в атмосферу, неуверенно протягивая тонкие нити во все более и более бедную среду, пока не достиг полной пустоты, где лишь изредка встречались отдельные молекулы.
Необходимо было проникнуть дальше, туда, где терялись последние следы атмосферы. Так же, как раньше он предчувствовал существование поверхности планеты, Комплекс угадывал теперь где-то далеко впереди плотные тела, богатые источники, излучающие энергию, ничтожные количества которой улавливали его выброшенные вперед нити.
Вместе со светом вернулась боль. Гарно обнаружил, что он лежит на кушетке в своем кабинете, приподнялся и ощутил сильное головокружение.
— Лежите спокойно, — услышал он голос доктора Мартинеса. — Ваши услуги сейчас никому не требуются.
— Что взорвалось?
— Один из генераторов. Это еще далеко не катастрофа, но со многими случилось то же, что и с вами… Лазарет переполнен.
Гарно потрогал голову и ощутил под пальцами небольшую повязку. Чтобы сесть, ему пришлось ухватиться за кушетку.
— По-моему, я вам сказал, что у вас сейчас нет пациентов, — повторил Мартинес, хмурясь. — Большинство из них набило себе шишки и переселилось в лазарет. Это, несомненно, успокоит их нервы.
— Вы сообщили моей жене?
Мартинес кивнул.
— Вы легко отделались и, пожалуй, можете вернуться к себе.
— Мне надо увидеть Арнгейма, — сказал Гарно.
В зале управления вместе с Арнгеймом были Вебер и Сиретти. Все трое склонились над экраном сканирующего устройства, и Сиретти что-то вполголоса объяснял, размахивая руками.
Только через несколько секунд Гарно заметил Шнейдера. Политический представитель сидел перед двойным обзорным экраном. Подойдя, Гарно увидел на экране шар цвета охры, испещренный черными пятнами и окруженный желтоватой атмосферой. Фотолет проходил менее чем в двух миллионах километров от восьмой планеты Винчи — внешней планеты системы.
— Неприятное зрелище, — сказал Шнейдер. — И неприятное место, господин Гарно.
— И все-таки нам придется когда-нибудь ею заняться, — ответил тот. — Как и всеми остальными планетами системы.
— Эта работа достанется на долю наших потомков, — сказал Шнейдер. — Если мы выживем.
— О чем вы говорите? Колония проголосовала и сделала выбор. Мы остановим двигатели, и путешествие закончится.
В проницательных глазах политического представителя мелькнули иронические огоньки.
— А вы уверены, что будет именно так? Я хочу сказать — вам не страшно?
Гарно пожал плечами.
— Да, я боюсь, как и все, — сказал он. — Но я тоже голосовал за остановку двигателей, чего бы это ни стоило.
— А я нет, — мягко сказал Шнейдер. — Видите ли, такая экспедиция воплощает баснословные расходы, очень много времени и очень много надежд… И я слишком боюсь смерти, чтобы помогать ей каким бы то ни было образом. Но, может быть, я просто вошел во вкус этого долгого ожидания и в конце концов полюбил его ради него самого, уже не желая, чтобы оно кончилось. И в любом случае события, кажется, подтверждают мою правоту.