Размышляя таким образом, Иефа сама не заметила, как уснула, и проснулась только когда рядом с ней недовольно забурчал Вилка.
- Да тихо ты… - сонно пробормотала полуэльфка. – Спи…
- Иефа, вставай, - настойчиво проговорил друид и тронул барда за плечо.
- Ааронн… - Иефа вытаращила на эльфа глаза, пытаясь сообразить, на каком свете находится. – Что такое? Напали? Кто?
- Не шуми, - нетерпеливо дернул плечом проводник, и в его голосе явно послышалось раздражение. – Твоя очередь дежурить. Костер почти прогорел, не забудь подбросить веток. Как рассветет, вскипяти, пожалуйста, воду. Я пошел спать. Спокойного караула.
- Спасибо, - машинально поблагодарила Иефа и быстренько зарылась обратно в плащ, надеясь, что Ааронн уйдет, и можно будет спокойно доспать, а утром сказать, что ее не растолкали как следует. Но бдительный эльф не уходил и продолжал легонько трясти ее за плечо. – Да встаю уже! – с досадой воскликнула полуэльфка и села.
Въедливый друид не лег, пока не удостоверился, что сменщица не просто встала, но еще и занялась костром. На сладкий сон под боком у Вилки можно было не рассчитывать. Иефа вздохнула, с тоской посмотрела на свою лежанку и подбросила в костер веток потолще. «Не посплю, так хоть согреюсь», - мрачно подумала она, глядя в разгорающееся пламя.
В прочем, скучать не пришлось.
Иефа как раз успела подробно вспомнить и тщательно обдумать события последних нескольких дней; выстроить логические цепочки и прийти к неутешительному выводу, что в цепочках этих логики ни на грош; мысленно обругать мирно спящую дриаду за коварство и подкожность и поразмыслить над особенностями своего трансформированного слуха, когда он (слух, разумеется) сообщил ей, что в лагере гости.
Точнее, гость.
Ласка деловито прошмыгнула мимо храпящего дварфа и вытянулась любопытным меховым столбиком, усиленно шевеля носом.
«Ну и?...» - подумала Иефа, без всякого удивления разглядывая «зверушку». Ласка смешно покивала, опустилась на все четыре и исчезла в темноте.
- И что это было? – пробормотала полуэльфка. Зулин нервно всхрапнул во сне, Иефа вздрогнула и плотнее закуталась в плащ. – Совсем с ума посходили.
В траве едва слышно зашуршало, и ласка появилась снова, но близко подходить не стала, замерла на границе освещенного круга и ехидно уставилась на барда.
- Мог бы и сам прийти… - проворчала полуэльфка, поднялась на ноги и сделала несколько бесшумных шагов по направлению к ласке. Зверек подпрыгнул на месте, как мячик, и юркнул в темноту.
Шагать по ночному лесу было совсем не страшно. Ласка бежала впереди, то появляясь, то исчезая, но особо не пряталась – вела. Избавившись от настырного света костра, темнота стала прозрачной, мягкой и очень… свежей – пожалуй, как таволга после дождя. Может, и не стоит жалеть о городах. Может, действительно лучше так, одной, когда лес шепчет о чем-то своем, и никому нет дела до чистоты крови. Все равно жизнь – такой, какой она должна быть – жизнь не получится. Ни тебе радости, ни тебе ореховых глаз…
И хрен с ними, с глазами!
На Иефу пыльным мешком свалилась тоска. Все правильно. Теперь уже точно – никогда и ничего. У нее теперь скорпионий хвост, совиные зенки и основательно разросшаяся клумба на голове. За одну только внешность ее забьют камнями в первой же деревушке, и никто не спросит, откуда она такая взялась. Даже если найти условного знахаря, или ведуна, или шамана, который сможет вернуть ее в нормальное состояние, остается Вилка. Вилка, к которому полуэльфка упрямо обращалась «мой хороший». Вилка, который сопел ей в ухо на привале и горестно ревел, если терял ее из виду. Вилка, решивший почему-то, что она его мама.
Хорошо Зулину: его фамильяр – обычный кот. К котам в городах нет претензий. Котов почти все любят, а осиротевших подрастающих совомедведей – не все. Это значит – прощай, Бристоль.
Ласка вывела Иефу на небольшую уютную прогалину, юркнула в кусты и пропала. Занятая своими безрадостными мыслями полуэльфка машинально сделала еще несколько шагов и остановилась, сообразив, что осталась без провожатого. Лес шумел и шуршал, бормотал, шептал и вскрикивал, но все эти звуки не имели никакого отношения к любопытной насмешливой ласке и ее таинственному хозяину. Никто не собирался выныривать из темноты, чтобы сказать… Что сказать?
По спине деловито побежали мурашки, а в голове – от виска к виску – испуганно заметалась мысль, которая, по-хорошему, должна была возникнуть еще там, у костра: зачем?
Зачем ее привели сюда? А главное, зачем она пошла? Почему была так уверена, что это ничем не грозит? Разговора ждала? Почему? А если… Иефа даже вспотела от сознания собственной тупости. А если ее увели специально, чтобы она не перебудила своим криком команду? Теперь лагерь остался без часового. Теперь их могут перерезать, как сонных кур, а все потому, что одна феерически тупая полукровка очень любит, холит и лелеет свою тоску! А главное, как все просто…