Белая Ведьма стелилась по залам Айен-Шайю, сама подобная призрачному мареву. У нее оставалась последняя надежда, крывшаяся в Зале Шелка, и ей стоило больших усилий решиться проникнуть туда.
В зале царствовал волшебный шелк, какой во всем Даренларе могли делать лишь шахимейские водяные насекомые ланд-ла. Они плели свои гнезда из прочных фиолетовых нитей, блестящих, как застывшая смола. Никакие красители не брали ткань из этих нитей, и шахимейский шелк неизменно был темно-фиолетовым, будто густые сумерки. Молекулярная решетка вещества, из которого получались нити, генерировала особое поле, которое было сродни действию магических чар. Порождения зазвездного марева не могли проникнуть в Зал Шелка, даже сама Айгататри в броне своего могущества могла находиться там очень недолгое время и до сих пор не решалась ступить из галереи в загадочный фиолетовый сумрак. Но теперь, когда слуги под ее главенством обшарили весь Даренлар, у нее не было выбора. Если вещь, которую так упорно желали найти и уничтожить создания темноты, вообще существовала, она могла находиться только здесь, в Айен-Шайю, в заветном зале потомков Дагмара…
Айгататри материализовалась из тумана у входа в Зал, и плотная завеса, прикрывавшая резную арку, растаяла, пропуская ее внутрь. Бутон Обновлений был первой вещью, на которую обычно обращали внимание все входившие, потому что он был огромен и снежно, сияюще бел, так что на фоне фиолетовых шелковых занавесей и ширм казался почти бесплотным. Но сейчас он был мертв и не излучал энергии, и Белая Ведьма миновала его безо всякого интереса.
В зале находилось множество ширм. На одних густо располагались ритуальные вышивки, другие же были гладки и чисты. Потолок был сплошь заткан волшебной паутиной из шелковых нитей, которые переплетались особым образом, отражая и усиливая живущую здесь магию. Эта паутина причиняла Айгататри особенно жестокие муки, но уничтожить ее Ведьма не могла.
Во множестве не заметных большинству глаз искр и сгустков, пробегавших по залу, иногда встречались особенно крупные. Айгататри простерла щупальца – невидимые отростки, помогавшие ей находить источники энергии, – и, превозмогая дурноту, принялась искать. Здесь было много магических предметов и в каждом уголке, за каждой ширмой ощущалось присутствие сил, природу которых Ведьма не всегда могла определить. Шелк высасывал ее собственные силы, а она все не могла найти то, что ей было нужно, в этом медленно кипящем котле рассеянного повсюду волшебства. Так продолжалось довольно долго, прежде чем одно из ее чувствительных щупалец наткнулось на преграду плотного защитного поля. Айгататри приложила усилия в этом направлении – и испытала нечто вроде притупленного болью ликования: экран защиты лопнул, как мыльный пузырь, под мощным напором ее магии. За ним оказался ларец, на который тоже были наложены чары, но столь древние, что действенность почти угасла. Должно быть, эту вещь уже очень давно никто не трогал и она хранилась в Зале просто как старинная реликвия, как память о величественном предке…
Айгататри подхватила ларец кончиками своих живых волос, словно тысячами туманных пальцев, и выскользнула из Зала.
Как только она пересекла арку, боль отпустила, но стало заметным истощение. Ведьма еще не была уверена, что нашла именно то, что нужно, и поторопилась отомкнуть ларец. Крышка легко отскочила. Айгататри ожидала ослепительного блеска, вспышки или даже взрыва, но ничего этого не произошло. Она поднесла ларец к самым глазам – и не почувствовала, чтобы от лежащего в нем предмета исходила хоть какая-то враждебность.
Это действительно был Анкас – дивная вещица из мягко поблескивающего металла. Его не украшали ни инкрустации, ни россыпи драгоценных камней, но по удобной широкой рукояти, по уплощенному крюку к фигурному набалдашнику, завершавшему его вместо злого, колючего острия, текла тонкая, завораживающая взгляд чеканка. Айгататри читала знаки легко, как никогда не прочла бы письмена. Она увидела драконов – и впервые не почувствовала ни отвращения, ни опасности. Спираль Даренлара вилась внутри белесого зазвездного марева, напоминая косточку гигантского плода, или завязь цветка, или желток яйца огромной птицы. Жизнь, теплившаяся на жмущихся друг к другу звездах, была столь хрупка, что любое холодное дуновение тьмы несло ей гибель, но покров зазвездья – родного мира Айгататри, ее детища, ее обители и оружия – надежно защищал скорчившуюся внутри завязь Галактики от вмешательств извне. Так должно было быть, так было предназначено, и так было долгие и долгие циклы, пока память о великом предназначении Стража жизни не стерлась в мозгу Айгататри…
Ведьма увидела грифонов – таких, какими они были прежде, а не таких, какие служили ей, одурманенные чарами, и сфинксов, и множество прочих существ, до жизни и разнообразия которых ей никогда не было дела. Огромный Даренлар струился по округлой рукояти и по закруглению крюка стекал в Неопределенность, ибо на блестящем полированном набалдашнике не было изображено ничего, да и сам он, казалось, ежеминутно изменял форму, будто капля металла, готовая сорваться и упасть, исчезнуть неизвестно где.
Айгататри смотрела на Анкас, созданный неведомым мастером еще в те времена, когда Даренлара не было, и даже имени его еще не успело родиться. Возможно, этот рисунок и подсказал Дагмару черты его будущего мира…
Воздух вокруг знакомо и зловеще завибрировал. Айгататри чувствовала, как меняется окружающее ее пространство, плавясь и искажаясь, как оно вспухает и пучится под тяжестью напирающей агрессии. Но она не стала ждать, когда тьма прольется из созревших гнойников. У колдуньи не было никакого замысла, она просто повиновалась мгновенному желанию и, собрав оставшиеся после борьбы в Зале Шелка силы, захлопнула ларец и рванулась прочь из Айен-Шайю, прочь с Шахимеи, унося с собой сокровище Даренлара.
Ведьма летела, листая миры, преобразуя и вновь восстанавливая измерения, рассекая само течение времени. Она остановилась там, где на нее лег свет нежаркого дня и где вокруг большого водопада, не сводя с него внимательных глаз, на каменных берегах лежали и сидели сфинксы. Она приблизилась к водопаду, с отвращением глотая влажный воздух и чувствуя на не защищенных панцирем участках своего тела прохладные брызги. Вода грохотала, мощным потоком срываясь со скалы и рассыпаясь на множество более мелких водопадов. Над ними реяли радуги, такие яркие, что казалось, их легко можно потрогать руками.
Это место звалось Источником Благодати, и кроме водопада и небольшого пятачка каменистой суши вокруг него, в этом мире ничего не было. Откуда приходила река и куда именно низвергалась, не знал никто.
Ни один из сфинксов при появлении Айгататри даже не повернул головы. Они так долго лежали здесь, что, как заметила Ведьма, их лапы и нижние части туловищ, соприкасавшиеся с почвой, начали каменеть. Но она не испытывала к этим существам жалости: она вообще не знала, что это за чувство.
Колдунья открыла ларец и вынула Анкас. Искушение внимательно посмотреть на него еще раз было велико, но она понимала, что нужно торопиться: время теперь все чаще выходило из-под ее контроля. Она уронила Анкас в бездну, туда, куда падала вода. Там было совсем темно, но один небольшой уступ выдавался из гладкого камня и был, хоть и слабо, но виден. Вода в этом месте, вдали от ввинчивающихся в темноту воронок, текла спокойнее, и Анкас лег на каменный выступ так естественно, словно испокон века лежал там. Айгататри обвела взглядом водопад и все, что его окружало, а затем, почувствовав приближение достаточно мощного временного вихря, растаяла, возвращаясь в Айен-Шайю.
Она оказалась там за миг до того, как первый из пузырей порвал пространственную ткань и уставился на нее своим бездонным зрачком. Ведьму жестоко хлестнуло болью: летая второпях к Источнику и обратно, она растеряла изрядную часть своего защитного тумана и у нее не осталось времени нарастить новый. Судя по тому, каким сильным было излучение на этот раз, все сроки, как и терпение тьмы, уже истекли.