На первых этапах Степан и Галя были изумительны. Подъемы, на которые у вас уходили часы, они преодолевали за несколько взмахов крыльев. Мы трудились, изнемогая от напряжения, а они порхали вокруг и резвились, как дети, как птицы. В характере Степана вдруг даже обнаружилось нечто птичье-легкомысленное. Он даже петь начал, чего прежде за ним совсем не замечалось. Лезешь, бывало, по отвесной стене, потом обливаешься под палящим солнцем, еле нащупываешь крохотные неровности для опоры, а вверху раздаются беззаботные степановские рулады, да вдобавок сиплые и фальшивые.
И откуда он знал эти модные танцевальные песенки?
- Степа, пой про себя, - кричали мы ему.
- Про меня ничего не написано! - отвечал он с петушиным нахальством.
- Галинька, уйми иерихонскую трубу!
Но Галя хохотала, полагая, вероятно, что и фальшивое пение к лицу ее неповторимому Степану.
Однако настал день, когда песни умолкли. И вовсе не потому, что Степан внял нашим просьбам.
Федя Артюхов сумел так пристыдить легкомысленных летателей, что они целых три дня держали крылья свернутыми и храбро делили с нами все трудности обычного человеческого восхождения. А на четвертый день, когда мы забрались уже довольно высоко, неожиданно произошло печальное событие.
Согласно уговору в этот день бескрылый период летателей кончился. Утром, когда Галя, готовя завтрак, разворачивала пе-пе (так мы называли свою походную солнечную электростанцию - полупроводниковый энергоковер), Степан совершал обычный тренировочный полет. Он сделал несколько трудных прыжков, планирующих виражей, потом пошел на посадку и... угодил ногами прямо в пе-пе. Ковер лопнул, хрупкие пластиночки фотоэлементов были разбиты вдребезги. Галя остолбенела от неожиданности.
Что же случилось?
Степан уверял, что хотел спуститься в двух метрах от ковра, что подобных промахов не бывало со времени первых тренировок. Это горячо подтвердила Галя, встав как всегда за Степана горой. Да и мы не были склонны подозревать товарища в хулиганстве. Худшее, что он себе позволял в последнее время, - пение. Пришлось раскладывать доисторический костер, благо удалось собрать немного сухой травы, и варить концентраты на прометеевом огне.
Во время завтрака решался вопрос: как быть? Идти дальше без пе-пе, рассчитывая на спиртовки и небольшой запас спирта?
- Нет уже почти этого запаса, - подал угрюмую реплику Степан.
- Как так нет? Ты что, выпил его, что ли, пережиток капитализма? спросил Федя Артюхов.
- Я им протирал крылья... Кто знал, что он понадобится.
Вот-те на! Час от часу не легче. Ну и Степан!
Оставался единственный выход - вернуться на базу за новым пе-пе или, если его там, на худой конец, не окажется, - за спиртом.
До базы - десять дней карабканья по скалам и, видимо, всего несколько часов полета на крыльях. Разумеется, Степан вызвался искупить собственный грех.
- Мигом слетаю. К вечеру будет пе-пе.
- Нет Степа, - возразила Галя, - полечу я.
- Не выдумывай...
- Но ведь у тебя что-то стряслось с крыльями.
- Пустяки. Машина в порядке. Это случайность какая-то была.
- Проверим?
- Ни к чему. Времени нет.
- Нет, проверим) Прошу тебя, Степа...
Галя по обыкновению настояла на своем. Началась проверка.
На маленькой площадке среди скал они выложили полотенцами белый квадрат, который должен быть отлично виден сверху. Степан подпрыгнул, взмахнул крыльями, набрал высоту, сделал над площадкой круг, полетел вниз, к квадрату... и угодил метра на полтора мимо. Не глядя на нас, он снова бросился со скалы, проделал те же эволюции, но опять не смог точно приземлиться.
Внимательно следя за полетом, мы заметили, что крылья двигались как-то иначе, чем раньше. Не было прежней уверенности, всегда восхищавшей нас грации в их взмахах. Полет выглядел тяжелым, будто машина устала.
Все это Степан почувствовал лучше нас.
- Плохо дело, братки.
Встревоженная Галя села рядом со Степаном. Он снял крылья и внимательно разглядывал их пульт управления, где были расположены индикаторы сытости и приборы проверки рефлексов.
- Странно, сейчас как будто все нормально.
И в самом деле, машина выглядела исправной. Ритмично сокращались сердца-насосы, яркими оранжевыми пятнышками пламенели индикаторы. Все биорефлексы действовали.
- Степа, - сказала Галя, - ты срочно свяжись с клубом для консультации, а я отправлюсь на базу.
- Что-то боюсь я за тебя. Вдруг и твои крылья испортятся.
- Чудак ты. Посмотри, как я полечу!..
- Постой...
Но Галя не слушала. Она вспорхнула, сразу поднялась очень высоко и почему-то вбок, потом неловко перевернулась в воздухе и устремилась еще выше, несомая беспорядочными взмахами крыльев.
- Назад, - закричал Степан, - спускайся сейчас же!
Он лихорадочно прижал к плечам присоски крыльев, затянулся ремнями и бросился вверх.
Галю кружило, влекло выше и выше. Неровными толчками за ней гнался Степан. Странная кувыркающаяся фигурка тонула в солнечном небе. Дикие рывки крыльев неистово швыряли ее из стороны в сторону. Видимо, девушка совсем потеряла власть над машиной.
В отчаянии мы метались между скалами, до боли в глазах всматривались в небо...
Вот, кажется, подъем прекратился. Галины крылья замерли на мгновение и устремились вниз. Нет, это не снижение. Это падение! Ниже, ниже! И все быстрее! Наперерез летит Степан. Слышно, как он хрипло кричит, повторяя одни и те же слова:
- Выключи взмахи! Выключи взмахи! Выключи взмахи!
Все. Больше ничего не видно и не слышно. Оба скрылись из нашего поля зрения.
...Выйдя из оцепенения, мы кинулись к радиофонам. Лихорадочно закрутился диск номеронабирателя. Прежде всего - спасательный вертолет. А что еще? Туда, где скрылись летатели, добраться невозможно. Чем мы, пленники тяготения, могли помочь друзьям, попавшим в беду! Прилипшие к земле, не способные броситься к ним, мы горько переживали свое бессилие...