– Я только что покормила ребенка и разговаривала с мужем. И тут раздался звук.
– Какой звук?
– Рокочущий либо скрежещущий. Кажется, он доносился со стороны крыла.
«Плохи дела», – подумала Кейси.
– И я выглянула в иллюминатор. Посмотрела на крыло.
– Заметили что-нибудь необычное?
– Нет. Крыло как крыло. Я подумала, может быть, звук исходит от двигателя, но и двигатель выглядел исправным.
– Где было солнце в то утро?
– С моей стороны. Светило в мой иллюминатор.
– Стало быть, лучи падали на крыло?
– Да.
– И отражались вам в лицо?
Эмили покачала головой:
– Точно не помню.
– Горело ли табло, требующее пристегнуть ремни?
– Нет.
– Капитан объявлял что-нибудь?
– Нет, ничего.
– Вернемся к звуку. Вы назвали его рокочущим?
– Что-то вроде этого. Не знаю даже, услышала я его или ощутила. Что-то вроде вибрации.
Вибрация.
– Долго ли продолжалась вибрация?
– Несколько секунд.
– Скажем, пять?
– Дольше. Скорее – десять или двадцать. «Классическое описание выпуска предкрылков на крейсерской скорости», – подумала Кейси.
– Ясно, – сказала она. – А потом?
– Самолет задрал нос, потом начал падать. – Эмили показала ладонью. – Вот так.
Кейси продолжала писать в блокноте, но слова Эмили более не достигали ее сознания. Она пыталась восстановить последовательность событий, решить, в каком направлении следует сосредоточить усилия инженеров. Не было никаких сомнений – двое свидетелей дали картину, согласующуюся с выпуском предкрылков. Сначала вибрация, длящаяся двадцать секунд – ровно столько времени требуется, чтобы полностью выдвинуть предкрылки. Потом самолет поднимает нос и совершает несколько сильных колебаний, пока экипаж старается обуздать машину.
«Какой кошмар», – подумала Кейси.
– Дверь пилотской кабины была открыта, – говорила тем временем Эмили, – и я слышала аварийные предупреждения – слова на английском языке, словно записанные на магнитофон.
– Вы помните, что говорилось?
– Что-то вроде «потеря скорости… потеря скорости».
«Аварийное предупреждение о потере скорости», – сказала себе Кейси.
Черт возьми.
Побеседовав с Эмили еще несколько минут, Кейси покинула отсек.
В коридоре Ричман спросил:
– Что означает этот рокочущий звук? Выпуск предкрылков?
– Возможно, – напряженным отрывистым голосом отозвалась Кейси. Она спешила вернуться на борт самолета, поговорить с инженерами.
Из-за шторы отсека, расположенного в дальнем конце коридора, вынырнул приземистый седовласый мужчина. Кейси с удивлением признала в нем Майка Ли. Ее охватил приступ раздражения. По какому праву представитель компании-перевозчика опрашивает пассажиров? Это серьезное нарушение. Майку Ли здесь не место.
Кейси вспомнила слова Кей Лианг: «Только что я разговаривала с мужчиной, китайцем».
Ли шел навстречу, качая головой.
– Майк, – сказала Кейси. – Я не ожидала встретить тебя здесь.
– Можешь наградить меня медалью. Кое-кто из пассажиров подумывал подать в суд, Я их отговорил.
– Но, Майк, – возразила Кейси. – Ты беседовал с членами экипажа до нас. Так не годится.
– Думаешь, я подкинул им версию случившегося? Нет, черт побери. Это они подкинули мне версию. Теперь нет никаких сомнений относительно того, что произошло. – Майк в упор смотрел на Кейси. – Мне очень жаль, но на Пятьсот сорок пятом произошел выпуск предкрылков, а это значит, что ваши неприятности с N-22 продолжаются.
– Что он имел в виду, говоря о неприятностях с N-22? – спросил Ричман, когда они с Кейси возвращались к фургону.
Кейси вздохнула. Какой смысл продолжать таиться? Она сказала:
– Несколько раз на N-22 случался нештатный выпуск предкрылков.
– Минутку! – воскликнул Ричман. – Такое уже бывало?
– Да, но не так, как сейчас. До сих пор обходилось без жертв и ранений. И тем не менее предкрылки доставили нам немало беспокойства.
Фургон мчался в сторону лос-анджелесского аэропорта.
– Впервые это произошло четыре года назад во время перелета в Сан-Хуан, – рассказывала Кейси. – Предкрылки выдвинулись на крейсерской скорости. Поначалу мы решили, что это случайность, но потом то же самое дважды повторилось на протяжении двух месяцев. Расследовав причины, мы обнаружили, что каждый раз предкрылки выдвигались в момент активной деятельности пилотов – когда происходила смена экипажей либо в компьютер вводились координаты очередной контрольной точки полета или что-нибудь в этом роде. В конце концов мы сообразили, что пилоты нечаянно сдвигают рычаг, зацепив его рукавом кителя либо ударив дощечкой блокнота…
– Вы, верно, шутите, – сказал Ричман.
– Нет, – ответила Кейси. – Щель, в которой движется рукоятка, была снабжена фиксирующим пазом наподобие выреза, закрепляющего рычаг переключения скоростей автомобиля в положении «стоянка», и, тем не менее пилоты продолжали случайно выпускать предкрылки.
Ричман смотрел на нее недоверчивым взглядом прокурора:
– Значит, N-22 действительно несовершенен.
– Это новый корабль, – ответила Кейси. – Любой новый самолет, впервые появляясь на рынке, имеет недостатки. Невозможно построить машину, состоящую из миллиона частей, и не допустить при этом ошибки. Мы всеми силами стараемся их избегать. Сначала мы создаем модель и испытываем ее. Потом строим самолет и проводим летные испытания. Затруднения бывают всегда. Вопрос лишь в том, как их разрешить.
– Как вы их разрешаете?
– Обнаружив недостаток, мы рассылаем владельцам самолетов так называемый сервисный бюллетень, в котором описан рекомендуемый метод устранения дефекта. Однако мы не можем заставить владельца следовать нашим советам. Некоторые выполняют рекомендации, другие – нет. Если дефект угрожает безопасности корабля, ФАВП издает директиву годности к полетам, обязывая владельца устранить недостаток в указанный срок. Такие директивы издаются всегда, для всех самолетов. Мы гордимся тем, что для N-22 их выпущено меньше, чем для других.