«Алоха», «Боинг» и ФАВП интерпретировали результат расследования каждый по-своему. Незамеченные повреждения самолетов «Алохи» объяснялись плохим обслуживанием, неправильной эксплуатацией, недостатком внимания со стороны ФАВП и конструкторскими просчетами. Несколько лет участники событий обменивались взаимными обвинениями.
Однако происшествие с самолетом «Алохи» привлекло внимание производителей к проблеме старения флота, и Амос приобрел широкую известность на «Нортоне». Он уговорил руководство приобретать все больше старых машин, с тем чтобы использовать их крылья и фюзеляжи в качестве объектов исследований. День за днем испытательные машины подвергали дряхлые самолеты циклическим нагрузкам, имитируя взлет, посадку, воздействие воздушных потоков и турбулентности. Амос получил возможность определять, в каких местах они ломаются и почему.
– Амос, – сказала Кейси, приближаясь к старику. – Это я, Кейси Синглтон.
Амос близоруко моргнул.
– А, Кейси. Не узнал тебя. – Он смотрел на нее, прищурившись. – Доктор выписал мне новый рецепт… Э-ээ… Как поживаешь? – Он двинулся к маленькому зданию в нескольких шагах от испытательного стенда, жестом велел Кейси идти следом.
Для всех было загадкой, каким образом Кейси удается ладить с Питерсом. Все объяснялось просто – они были соседями; Амос жил один со своим мопсом, и Кейси раз в месяц приходила к нему что-нибудь состряпать. В ответ Амос угощал ее рассказами об авиакатастрофах, которые ему доводилось расследовать с той поры, когда в пятидесятых годах произошли первые крушения «Кометы». Во всем, что касалось самолетов, Амос был ходячей энциклопедией. Кейси многому научилась у него, он стал для нее кем-то вроде наставника.
– Кажется, я видел тебя вчера утром, – сказал Амос.
– Да. Я была с дочерью.
– Я так и подумал. Хочешь кофе? – Он открыл дверь, и в нос Кейси ударил острый запах подгоревшей гущи. У Амоса всегда был отвратительный кофе.
– Не откажусь, – сказала она.
Старик налил ей чашку:
– Надеюсь, черный сойдет. Забыл купить сливки.
– С удовольствием выпью черный. – Амос забывал о сливках уже много лет кряду.
Амос налил себе кофе в грязную кружку и жестом предложил Кейси сесть в потертое кресло, стоявшее напротив его стола. На столе возвышалась высокая стопка толстых сборников «Международного симпозиума ФАВП/НАСА по структурной целостности, надежности воздушных кораблей, методикам термографического анализа, устойчивости к коррозии и сопротивлению материалов».
Водрузив ноги на стол, Амос раздвинул журналы, чтобы видеть гостью.
– Какая скучища – возиться с этим старьем, – заговорил он. – Как бы я хотел вернуть времена, когда в моей лаборатории в последний раз проводили «Т2»!
– «Т2»?
– Еще бы, откуда тебе знать, – заметил Амос. – Ты работаешь здесь пять лет, за это время мы не выпустили ни одной новой модели. Всякий раз, когда появляется новая машина, первый экземпляр подвергают тестам по программе «T1» – статические испытания. Самолет укрепляют на вибростенде и трясут, пока он не развалится на куски. Таким способом мы обнаруживаем слабые места. Второй экземпляр испытывают по программе «Т2» – тесты на усталостные разрушения. Это задача посложнее. Со временем материал теряет упругость, становится хрупким. Мы закрепляем самолет в испытательной машине и день за днем, год за годом в ускоренном темпе имитируем взлеты и посадки. По стандартам «Нортона» самолет должен выдержать испытания усталостной прочности в течение более чем двух сроков службы. Иными словами, если конструкторы рассчитывают машину так, чтобы она служила двадцать лет – скажем, пятьдесят тысяч часов налета и двадцать тысяч циклов, – мы терзаем его более чем вдвое дольше, прежде чем передать в серийное производство. Мы твердо уверены в надежности машины. Как кофе?
Кейси пригубила напиток, сумев не поморщиться. Зарядив кофеварку порошком, Амос с утра до вечера гнал сквозь него кипяток. Именно поэтому кофе приобретал столь специфический аромат.
– Очень вкусно, Амос, – ответила Кейси.
– Захочешь добавки – только попроси. Там, где я его взял, найдется еще. Так вот, испытания в течение удвоенного срока службы проводят почти все производители самолетов. Мы дотягиваем до четырехкратного срока. Именно поэтому у нас на заводе говорят, что все остальные делают конфетку, а «Нортон» – роскошный деликатес.
– И именно потому, – подхватила Кейси, – Мардер говорит, будто бы все остальные делают деньги, а мы сидим без гроша.
– Мардер. – Амос фыркнул. – У него одни деньги на уме. В былые времена начальство говорило нам: «Делайте самый лучший самолет, какой только сможете». Теперь говорят: «Делайте самый лучший… в пределах отпущенных средств». Улавливаешь разницу? – Он с шумом прихлебнул кофе. – Итак, Кейси, что привело тебя ко мне? Пятьсот сорок пятый?
Кейси кивнула.
– Ничем не могу тебе помочь, – сказал Амос.
– Почему?
– Самолет новый. Об усталости не может быть и речи.
– У нас возникли трудности с одной деталью. – Кейси протянула ему фиксатор в пластиковом пакете.
– Хм-мм… – Старик покрутил фиксатор в пальцах, поднес его к свету. – Это скорее всего… нет-нет, не подсказывай… это, по всей вероятности, фиксатор предкрылка, второго по счету от основания крыла.
– Совершенно верно.
– Еще бы. – Амос нахмурился. – Но деталь с дефектом.
– Знаю.
– Так в чем же вопрос?
– Доэрти полагает, что эта деталь могла стать причиной происшествия. Он прав?
– Ну… – Амос поднял глаза к потолку, размышляя. – Нет. Ставлю сотню долларов – эта деталь здесь ни при чем.
Кейси вздохнула. Она вернулась на исходные позиции. Единственная версия оказалась ложной.
– Разочарована? – спросил Амос.
– Честно говоря, да.
– Значит, ты плохо меня слушала, – продолжал старик. – Это очень ценная улика.