– Потрясающе, – сказал Ричман и спросил, указывая на широкую гладкую плоскость:
– Это крыло?
– Это вертикальный стабилизатор, – ответила Кейси.
– Что?
– Это хвост, Боб.
– Это – хвост?
Кейси кивнула.
– Крыло вон там. – Она указала в сторону. – Его длина составляет шестьдесят метров, почти футбольное поле.
Рявкнул клаксон. Один из потолочных кранов тронулся с места. Ричман повернулся посмотреть.
– Ты впервые в наших цехах?
– Ага… – Ричман вертел головой, оглядываясь по сторонам. – Просто удивительно.
– Да, крупные машины, – отозвалась Кейси.
– А почему они все зеленые?
– Чтобы предотвратить коррозию, каждый элемент конструкции покрывают эпоксидным компаундом. Детали алюминиевой обшивки тоже красят, чтобы их не поцарапали во время сборки. Они тщательно отшлифованы и очень дорого стоят. Покрытие остается на месте до тех пор, пока самолет не поступит в малярный цех.
– Это тебе не «Дженерал Моторс», – заметил Боб.
– Еще бы, – отозвалась Кейси. – Автомобиль – жалкая букашка по сравнению с самолетом.
Ричман удивленно посмотрел на нее.
– Букашка?
– Посуди сам, – сказала Кейси. – «Понтиак» состоит из пяти тысяч деталей, его изготавливают за две рабочие смены. Шестнадцать часов. Пустяк. Но это чудовище… – Она указала на самолет, нависавший над их головами, – …это совсем другой зверь. Широкофюзеляжный лайнер состоит из миллиона частей, на его изготовление уходит семьдесят семь суток. Ни один продукт в мире не может сравниться сложностью с летательным аппаратом. И ни один продукт не обладает такой надежностью. Возьми «Понтиак», погоняй его день за днем и посмотри, что получится. Он развалится через несколько месяцев. Мы строим машины с гарантийным сроком двадцать лет, а срок их службы вдвое больше.
– Сорок лет? – недоверчиво спросил Ричман. – Вы делаете их такими прочными, что они летают сорок лет?
Кейси кивнула.
– В мире до сих пор летает немало N-5s, а их производство было прекращено в 1946 году. У нас есть самолеты, выдержавшие два срока службы, иными словами, восемьдесят лет. «Нортон» делает такие машины. «Дуглас» делает такие машины. Больше никто. Ты понял, что я тебе сказала?
– Ух ты! – произнес Ричман, с натугой сглотнув.
– Мы называем этот цех птицефермой, – сообщила Кейси. – Самолеты так велики, что истинные размеры скрадываются. – Она ткнула пальцем вправо, где вокруг самолета хлопотали несколько групп механиков, посверкивая карманными фонариками. – Кажется, здесь совсем немного людей, верно?
– Да, немного.
– Так вот, у этого самолета работают около двухсот человек, достаточно, чтобы обслужить целый конвейер на автозаводе. И это всего лишь одна стадия производства, а у нас их пятьдесят. В настоящий момент в этом ангаре находятся пять тысяч человек.
Ричман удивленно покачал головой:
– А кажется, будто бы здание вымерло.
– К сожалению, ты отчасти прав, – сказала Кейси, – Цех сборки широкофюзеляжных машин загружен всего на шестьдесят процентов мощностей, причем три аэробуса – белохвостые.
– Белохвостые?
– Так называют самолеты, на которые не нашлось покупателя. Мы строим минимальное количество, только чтобы не останавливать производственную линию, но заказов не хватает даже для этого. Тихоокеанский рынок расширяется, но теперь, когда Япония в кризисе, заказов оттуда почти не поступает. А страны других регионов стараются эксплуатировать свои машины как можно дольше. В нашем деле очень велика конкуренция… Нам сюда.
Кейси торопливо зашагала вверх по металлической лестнице, Ричман шел следом. Они поднялись на площадку, потом еще на один пролет.
– Все это я рассказываю тебе для того, – заговорила Кейси, – чтобы ты уразумел цели нынешнего совещания. Мы трудимся не покладая рук. Люди гордятся своей продукцией. И им не по нраву, когда что-нибудь не в порядке.
Они ступили на подвесную галерею, проходящую под потолком цеха, и двинулись в сторону комнаты с большим окном, которая словно свисала с крыши. Они подошли к двери. Кейси повернула ручку.
– А вот это, – сказала она, – наша боевая рубка.
Кейси обвела помещение взглядом, стараясь увидеть его глазами Ричмана, впервые пришедшего сюда. Просторная комната для совещаний, серое ковровое покрытие, круглый пластиковый стол, кресла из металлических трубок. Стены комнаты увешаны бюллетенями, картами, схемами и диаграммами. Дальняя стена почти целиком сооружена из стекла, оттуда открывается вид на сборочный цех.
В комнате находились пять мужчин в галстуках и рубашках с коротким рукавом, секретарь с блокнотом и Джон Мардер в синем костюме. Кейси удивилась, увидев его здесь: Мардер редко удостаивал ГРП своим присутствием. Загорелый мужчина лет сорока пяти, с пронзительным взглядом и зачесанными назад гладкими волосами, Мардер был похож на кобру, изготовившуюся к броску.
– Это мой новый помощник Боб Ричман, – сообщила Кейси.
Мардер поднялся на ноги.
– Добро пожаловать, Боб, – сказал он, пожимая Ричману руку и улыбаясь, что бывало нечасто. Разумеется, Мардер с его тонким политическим чутьем был готов увиваться вокруг любого члена семейства Нортонов, даже вокруг племянничка, который вряд ли задержится здесь надолго, и все же у Кейси возникло ощущение, что Ричман – фигура более значительная, нежели она полагала сначала.
Мардер представил Бобу людей, собравшихся у стола.
– Дуг Доэрти, конструкция и механика… – он указал на тучного мужчину пятидесяти пяти лет, с отвислым животом, нездоровым цветом лица, в очках с толстыми стеклами. Доэрти неизменно пребывал в мрачном расположении духа; он говорил унылым монотонным голосом, и, о чем бы его ни спросили, отвечал в том смысле, что дела идут из рук вон плохо, но дальше будет еще хуже. Сегодня он пришел в клетчатой рубашке и полосатом галстуке. Должно быть, его выдернули из дома прежде, чем он успел увидеться с женой. Доэрти кивнул Ричману печально и глубокомысленно.
– Нгуэн Ван Трунг, авионика… – Трунгу исполнилось тридцать, он был подтянутый, опрятный и собранный. Кейси любила его. Все вьетнамцы, работавшие на заводе, отличались редким трудолюбием. Группа авионики состояла из программистов, отвечавших за математическое обеспечение бортовых компьютеров. Это было новое поколение служащих компании: молодые, хорошо образованные, с хорошими манерами.