– Может быть, остановить их по решению суда?
– Нет, это означало бы добиваться предварительного запрета, а с точки зрения общественности такой шаг выглядит подозрительно.
– Иными словами, ты не советуешь так поступать.
– Пытаться заткнуть рот прессе? Нарушить первую поправку? Это создаст впечатление, будто бы нам есть что скрывать.
– То есть они вольны выпустить репортаж, а мы не в силах им помешать? – спросил Мардер.
– Да.
– Хорошо. Но я считаю, что «Ньюслайн» пользуется искаженными сведениями, которые не соответствуют действительности. Можем ли мы потребовать, чтобы нам предоставили равное количество времени для опровержения?
– Нет, – ответил Фуллер. – Доктрина равноправия, частью которой было требование о предоставлении одинакового количества эфирного времени, была отменена в период правления Рейгана. Теперь информационные программы не обязаны обеспечивать сторонам равные возможности для выражения своих взглядов.
– Стало быть, они могут заявлять все, что хотят? Сколь бы односторонними ни были их утверждения?
– Совершенно верно.
– Но это несправедливо.
– Таков закон, – ответил Фуллер, пожимая плечами.
– Хорошо, – сказал Мардер. – Эта передача выйдет в эфир в очень ответственный для нашей компании момент. Негативная подача событий может стоить нам китайской сделки.
– Вполне.
– Допустим, это приведет к разрыву контракта. Если мы сумеем доказать ошибочность взглядов «Ньюслайн» – а мы уже заявили их представителю, что они заблуждаются, – то нельзя ли подать на них в суд за причинение убытков?
– С точки зрения практики – нет. Возможно, нам удастся продемонстрировать, что они игнорируют и искажают известные им факты, но, судя по прецедентам, доказать это весьма трудно.
– Стало быть, мы не можем судиться с ними из-за убытков?
– Нет.
– Они могут утверждать все, что захотят, и если в результате компания разорится, нам останется лишь проклинать жестокую судьбу?
– Именно так.
– Есть ли на них хоть какая-нибудь управа?
– Видите ли… – Фуллер заерзал в кресле. – Если они выставят компанию в ложном свете, их можно будет привлечь к ответственности. Однако в данном случае все обстоит иначе. Один из пассажиров Пятьсот сорок пятого подал на нас в суд. Журналисты всегда могут заявить, будто бы они лишь освещают факты – мол, адвокат пострадавшего выдвинул против нас такие-то обвинения.
– Понимаю, – сказал Мардер. – Однако на суде обвинения выдвигаются в присутствии ограниченного числа людей. А «Ньюслайн» собирается транслировать эту чушь на сорокамиллионную аудиторию. Вдобавок они придают обвинениям дополнительный вес уже тем, что озвучивают их по телевизору. Мы несем убытки не из-за обвинений как таковых, а из-за того, что они стали известны широкой общественности.
– Я понял, к чему ты клонишь, – ответил Фуллер. – Но закон смотрит на эти вещи иначе. «Ньюслайн» имеет полное право освещать судебный процесс.
– Иными словами, они могут повторять любые утверждения, сколь бы возмутительными те ни были? Например, если адвокат заявит, будто бы мы использовали труд несовершеннолетних, «Ньюслайн» вправе пустить их в эфир и не нести за это никакой ответственности?
– Верно.
– Допустим, мы подали в суд и выиграли. Стало ясно, что «Ньюслайн» распространяла ложные сведения о нашей продукции, основываясь на утверждениях адвоката, которые тот делал в суде. Обязана ли «Ньюслайн» опровергнуть заявления, которые услышали сорок миллионов зрителей?
– Нет. Не обязана.
– Но почему?
– «Ньюслайн» вправе сама решать, какие сведения заслуживают опубликования. Если они, журналисты, полагают, что исход судебного разбирательства не стоит внимания, они не обязаны освещать его. Это остается на их усмотрение.
– А тем временем наша компания становится банкротом, – подхватил Мардер. – Тридцать тысяч человек теряют работу, жилье, медицинскую страховку и отправляются мыть посуду в соседней забегаловке. А потом и еще пятнадцать тысяч остаются безработными, когда разоряются наши поставщики из Джорджии, Огайо, Техаса и Коннектикута. Этим достойным людям, посвятившим жизнь разработке и изготовлению лучших в мире машин, крепко пожимают руку и дают хороший пинок под зад. Так, что ли?
Фуллер пожал плечами:
– Да. Так уж работает система.
– Ты называешь это «работает»?
– Система есть система, – ответил Фуллер.
Мардер бросил взгляд на Кейси, потом вновь повернулся к Фуллеру.
– Так вот, Эд, – заговорил он. – Складывается безвыходная ситуация. Мы выпускаем великолепные машины, все объективные данные свидетельствуют о том, что они надежны и безопасны. Мы тратим годы на разработку и испытания. Мы пользуемся заслуженным авторитетом. И ты хочешь сказать, что какой-нибудь тележурналист может приехать на завод, поболтаться здесь пару дней и сделать так, что все наши усилия пойдут прахом? Опозорить нас перед всей страной и не нести за это никакой ответственности? И мы не можем даже подать на него в суд за причинение убытков?
Фуллер кивнул.
– Какой кошмар, – произнес Мардер.
Фуллер откашлялся.
– Видишь ли, так было не всегда, – сказал он. – Однако в течение последних тридцати лет, после принятия в 1964 году акта Салливана, суды все чаще закрывают дела о диффамации, ссылаясь на Первую поправку. Теперь пресса пользуется куда большими правами.
– В том числе – правом на клевету.
Фуллер пожал плечами.
– Жалобы на клевету со стороны прессы имеют давнюю историю, – объяснил он. – Уже несколько лет спустя после принятия Первой поправки Томас Джефферсон обвинял прессу в необъективности и предвзятости…
– Послушай, Эд, – перебил Мардер. – Нас не интересуют события двухвековой давности. Мы говорим не о горстке нечистоплотных редакторов колониальных газет. Речь идет о телевизионном шоу, которое намерено представить жареные факты на суд сорока миллионов зрителей – а это существенная доля населения страны – и тем самым похоронить нашу репутацию. Похоронить. Причем незаслуженно. Вот о чем идет речь. Итак, – продолжал Мардер, – что посоветуешь, Эд?