– С попутчиком тебе будет не так страшно, не так ли?
– Это смотря еще что за попутчик, – пробубнила я, с трудом отрывая глаза от машины.
– Я выберу кого-нибудь пострашнее. Кого-нибудь, кого бы ты смогла по-настоящему испугаться.
По моему лицу начала расползаться улыбка.
– И куда же ты посадишь третьего человека? Утрамбуешь в багажник?
– Да, – с наигранной решимостью сказал он. – Ты уже в курсе, я на многое способен.
Я рассмеялась. Во мне что-то переломилось. Я вдруг осознала, что стою посреди совершенно пустой дороги, под завораживающим, усеянным звездами небом; и что человек, которого я давным-давно считала мертвым, стоит рядом со мной; и что у меня впереди целая – и единственная – ночь, когда я могу задать ему все свои вопросы и узнать, что же с ним случилось. Разве все это не стоит того, чтобы пренебречь своим страхом?
– Я не буду никому звонить, – вздохнула я и, помолчав, добавила: – И бояться тоже не буду.
Феликс продолжал недовольно смотреть на меня.
– Я обещаю.
Кажется, он не очень поверил, но внешне расслабился.
– Тебе придется пообещать мне еще две вещи.
Я наконец перестала таращиться на эту потрясающую машину и переключилась на Феликса.
– О моем возвращении никто, кроме твоей семьи, не должен узнать. Ни одна живая душа. Если это условие невыполнимо, то еще не поздно повернуть обратно.
– Я обещаю, – без колебаний сказала я. Что-что, а хранить секреты я умела.
– И второе: ты не будешь пытаться остановить меня, когда я решу уехать.
– А уехать ты намерен завтра же?
– Да.
Это условие мне совсем не понравилось, но я была не в том положении, чтобы спорить.
– Обещаю.
Я забралась в салон и, как только мы тронулись, повернулась к нему и задала первый вопрос из той тысячи, что вертелась у меня на языке:
– Феликс, откуда у тебя такая машина?
– Моя… новая семья располагает… некоторыми средствами, – ответил он, тщательно подбирая слова.
Я не ожидала, что слова «новая семья» так уколют мое сердце.
– Та юная блондинка – одна из них?
– Да.
Так вот оно что… Скорей всего, он удачно женился. А эта блондинка – его приемная дочь. Или… Да я скорее съем жука, чем поверю, что она – его жена.
– Она твоя жена?
– Нет!
Мне показалось, что он вот-вот рассмеется.
– Она скорее… сестра, – его голос был полон странного веселья.
Второй укол в сердце. Я боялась, что мой очередной вопрос пробьет в моем сердце дыру размером со спутниковую тарелку, но все же спросила:
– И у тебя есть новые мать и отец?
– Вместо параноидальных намеков ты решила добить меня вопросами личного характера? – поинтересовался он.
Я вдруг испугалась, что он больше не станет отвечать на мои вопросы, и залепетала, нервно теребя в руках ленту ремня:
– Феликс, пожалуйста. Ты не представляешь, как много я думала о том, что же с тобой случилось, как я хотела, чтобы ты объявился и весь этот кошмар закончился. И вот ты сидишь рядом, и у меня всего одна ночь, чтобы узнать хоть что-нибудь. Узнать, что произошло, кто те люди, которых ты теперь называешь семьей, чем ты живешь. Я обещаю, что никак не воспользуюсь этой информацией.
– Хорошо, – не сразу ответил он.
Я поглядывала на него уголком глаза и чувствовала, что это решение далось ему нелегко. Как будто он сжалился надо мной, уступил мне вопреки каким-то своим правилам. Я чувствовала и мысленно благодарила его за это.
– Несколько месяцев назад очнулся в частной наркологической клинике. Кто-то увидел меня в подъезде дома и вызвал скорую. У меня была передозировка и клиническая смерть, но, как видишь, вытащили. На тот момент я уже ничего не помнил о прошлой жизни… Мое лечение в клинике, как потом оказалось, оплачивали незнакомые мне люди. Изабелла – одна из них. Вот, пожалуй, и все.
Значит, все было гораздо хуже, чем я предполагала. Мы потеряли Феликса задолго до того, как он исчез.
– Почему они, эти люди, оплачивали твое лечение?
– Наверно им показалось, что я хороший человек, – усмехнулся он.
– Нет, серьезно!
– Я не знаю почему. Но факт остается фактом: они вытащили меня, и только благодаря им я сейчас здесь.
– И ничего за это не потребовали взамен? С чего бы им спасать тебя?
Он пожал плечами.
– Взамен? Ничего.
Я чувствовала, что он чего-то недоговаривает, но высказать ему свои подозрения значило оборвать те тонкие нити, которые наконец протянулись между нами. Я не хотела этого, мне еще о многом хотелось спросить.