– Переживаешь очередной приступ паники? – спросил он, и в его вопросе не было насмешки.
– Да, – призналась я.
– Если нас остановят, будут проверять документы или что-то спрашивать, говори, что не знаешь меня, что едешь автостопом и села в эту машину полчаса назад. Это обезопасит тебя.
– Я переживаю не за себя.
– Вот как? Неужели за меня? – повернулся ко мне он.
– Я хочу, чтобы ты все-таки доехал до Анны и сделал то, что должен. Без ментов, без арестов и разбирательств, а потом езжай куда тебе вздумается, и будь что будет. И желательно каждому по заслугам его.
– А я уж было подумал, что тебе не все равно, что со мной будет, – хмыкнул он и вдруг сквозь его обычную мрачную сосредоточенность засветилась такая обезоруживающая непринужденность и мальчишеское разгильдяйство, что я открыла рот от изумления. Эту улыбку я видела впервые. Тот Феликс, которого я знала, так не улыбался – открыто, ярко, искренне. Я не смогла не улыбнуться в ответ. Ей-богу, как будто всех этих исчезновений и пугающих тайн никогда не было, как будто я сейчас сидела на сиденье школьного автобуса, по пути в какой-нибудь зоопарк, рядом с одноклассником, который подшучивал надо мной и всячески поддразнивал.
Наверное, я бы многое отдала, чтобы все было именно так. Никакой мистики в моей жизни. Никакого криминала в его жизни. И тогда кто знает, о чем бы мы сейчас говорили… Наивные мыслишки.
В придорожном кафе было чисто, тихо и совершенно пусто. Всюду дерево и льняные скатерти. Пахло кофе и свежими булочками. «Что, серьезно? – проснулся мой внутренний циник. – В придорожных забегаловках бывает так мило и симпатично? Если среди тысячи подобных заведений и нашлось бы приличное место, то это именно оно!» Заспанный официант принес меню с затертой позолотой.
– Что ты будешь есть? – спросил Феликс.
– Мне не хочется есть, разве что выпью кофе, – отвертелась я и потопала вслед за официантом, искренне надеясь, что Бог не обделил это место приличным туалетом. Тот кивнул мне на дверь с буквой «Ж», и уже минуту спустя я знакомилась со своим отражением в зеркале уборной. Выудила из сумки расческу, зубную щетку, влажные салфетки, подставила ладони под тонкую струю ледяной воды.
Тональный крем на синяки под глазами, и вот я снова похожа на здорового человека, который вдоволь спит и совсем не нервничает. Теперь ваша очередь, безобразно склеившиеся ресницы. «Какие бы кошмары ни терзали тебя по ночам, пусть утром никто не усомнится в том, что тебе всю ночь снились плюшевые мишки…» – любила говорить Анна, и я никогда не спорила. Потом аккуратно сняла со щеки пластырь: ссадина затянулась и почти не напоминала о себе.
Кто-то, орудуя черным маркером, нарисовал на зеркале разбитое сердце. Я затерла его пальцем, возвращая зеркалу первозданную чистоту. На часах было начало восьмого, Анна уже наверняка проснулась.
– Я везу тебе из Киева большой подарок, – пропела я, как только она взяла трубку.
– Жду с нетерпением! А я вот собираюсь к врачу, неважно себя чувствую. Если не застанешь меня дома, то знай: обед в холодильнике. Надеюсь, ты нормально ела эти дни?
– Еще как. Вот увидишь, какие я наела щеки на киевских тортах.
– Хорошо бы. Ты мало ешь.
– А ты много работаешь, – ответила я таким же нравоучительным тоном.
– Да, наверно перетрудилась вчера, ужасно болит рука и плечо.
– Я уверена, что когда ты увидишь мой сюрприз, то сразу обо всем забудешь.
Вот увидишь, так и будет…
Когда я вернулась в зал, на нашем столике уже стояли две тарелки с горячими бутербродами, кофе, сливки и шоколадный пирог на блюдце.
– Смотрю, ты основательно проголодался, – заметила я.
Еда стояла нетронутой, как будто Феликс ждал моего возвращения.
– Я искренне надеюсь на твою помощь.
– Зря надеешься.
Завтраки давались мне с трудом. Наесться до отвала на ночь – это я могла легко, а вот утром любая еда казалась мне не более аппетитной, чем крем для обуви.