Некоторое время Саша еще прислушивался и поглядывал на дорогу — не едут ли по его душу, но про него забыли, душа его никому не была нужна.
В эту зиму Саша добрался до де Сада и Мирбо, его очаровала ледяная, изысканная проза блистательного маркиза и страстные, поэтизированные тексты Мирбо и хотя он мало, что понял в них, но в его сознании, как сыр в кринке, зрела основная мудрость, — добродетель наказуема.
Он добыл из книжной горы книжку д-ра Папюса «Предсказательное Таро или Ключ всякого рода карточных гаданiй», и, вырезав из нее карты, научился получать массу удовольствия, пытаясь уловить в Арканы, этот неуловимый и текучий мир, он много гулял по лесу, он обнаружил, что если не опускать взгляд вниз, то длительный и ритмичный бег способен сделать ноги зрячими, и можно было бегать даже в темноте, он видел оленей и волков, которых не видел больше никто, он всю зиму плавал в незамерзающем озере, распугивая уток, которые в этом году так и не улетели в теплые края, он не видел людей, но видел странные сны наяву и никогда, ни на единое мгновение в его мозгу не прекращалось движение тайных, глубинных потоков, созидающих его самого.
«Искусство мастурбации» немало способствовало его росту, орошая гормональным душем организм, а Волшебник Метаморфоз не прекращал работу, ваяя из растущего тела герметическое существо, Сашины ягодицы округлились, сформировалась грудь, под пышками и в паху выросли волосы, кожа приобрела оттенок полированного мрамора — в ночь на Ивана Купала в лунном озере плескалась молодая красавица с лицом Афродиты и вздыбленным, львиноголовым фаллосом.
Е-4
Глава 14
У Йоси Рубина было знаковое имя — он вырос в тени Отца Народов и в сиянии самого прекрасного, что есть на свете — драгоценных камней. Мать родила его в страшной зоне Уч — Кудур, под жарким солнцем Узбекистана, в июле 1932‑го года, к тому времени отец уже полгода, как гнил в земле с пулей в затылке. До двух лет младенец Йося был при матери, потом его отдали в спецдетдом для детей врагов народа. В целом, «врагам» жилось неплохо, за счет благодатной земли, которой не коснулись российские голодовки, незлого отношения персонала, состоявшего сплошь из туркестанских русских, которым плевать было на идеологическую борьбу в Питере и скрытого сочувствия узбеков, но, самое главное — за счет базара. Базар был — через дырку в заборе и с трех лет Йося проводил большую часть своего щенячьего детства в этом благословенном, шумном, пахучем и сытом месте. «Враги» не воровали, это было совершенно не к чему, более того, старшие пацаны строго предупреждали малолеток, чтобы — ни–ни, иначе поставят нос на полседьмого и порвут жопу, поскольку вся детдомовская мешпуха могла лишиться богатого подкорма из–за чьей–то дурной жадности. «Враги» исполняли посильную базарную работу — таскали в чайхану воду из арыка и корявые ветки саксаула к тандымам, сопровождали обкупившихся покупательниц, имеющих много денег, но только одну голову для корзины с продуктами, помогали разгружать арбы, а за это им щедро сыпали в растянутые пазухи янтарный урюк, лепешки, сушеный верблюжий сыр, а иногда и совали в руку кусок ледяного на вид, но теплого и сладчайшего сахару.
Вот так, тусуясь по майдану, Йося, к тому времени уже опытный шестилетний базарный деятель, прибился, в конце концов, к старому Зокиру. Зокиру было 78 лет, он хорошо помнил отца, последнего эмира бухарского и жен английских дипломатов, для которых полировал экзотическую туркестанскую бирюзу, он был богатым ювелиром, домовладельцем и счастливым отцом четверых сыновей, но старший сын погиб еще в 14‑м, сражаясь в Галиции, под началом барона Унгерна, двоих убили красные, а младший сгинул в Афганистане, жена умерла, магазин отобрала Советская власть и в доме открыли «Политпросвет», теперь старый Зокир сидел на базаре, под куском кошмы, натянутом на четыре жерди и торговал разложенным на тряпке бедненьким серебришком. Старик был слаб глазами, ногами и мочевым пузырем, поэтому в Йосины обязанности входило следить за подсчетом денег, бегать за чаем и приглядывать за товаром, когда Зокир отлучался в конец базара по надобности.
— Мен синге хикойа айтыб бирамен, — говорил Зокир, перебирая морщинистыми пальцами колечки с бирюзой, — Жили когда–то в горах Заравшана, а может быть и Гиндукуша, двое влюбленных, но злые родители не давали им соединиться, тогда они умерли от любви, а из их костей родилась бирюза. — Значит, она приносит несчастье, — уверенно сказал Йося. — Так говорят, — кивнул старик, — Но они не знают, что из смерти рождается жизнь, а из жизни смерть. Тот, кто носит бирюзу, открыт для изменений, к лучшему или к худшему. Бирюза распускает узлы, это ключ, открывающий дверь, а то, что за дверью, — написано в книге судьбы, ее нельзя изменить. Поэтому бирюзу носят женщины, которые ждут жениха и женщины, готовые родить, поэтому, бирюзу надевают маленьким девочкам, чтобы были счастливы — по мере, отпущенной Аллахом. Бирюза — женский камень. Женщина зависит жизнью от своего ребенка, которому дает жизнь, — час его рождения может быть последним часом в ее жизни, женщина зависит от мужа, которого дает судьба, чтобы поддерживать нить ее жизни, поэтому женщина больше нуждается в расположении судьбы, чем мужчина. Но даже если твоя судьба — стать эмиром, ты никогда не станешь им, если не откроешь дверь и не пройдешь через нее. Понимаешь? — А какой камень эмира? — жадно спросил Йося. — Рубин, ягут, — не задумываясь, ответил старик, — Это камень силы, крови и славы.