Поляна озарилась ярким, зеленым светом и посреди нее стояла обнаженная женщина. — Мама! — крикнул Саша, но губы его не разжимались и хорошо, потому, что, присмотревшись, он понял, что это не мама, а Афродита Пенорожденная. — Афродита должна быть в воде, — сказал Саша, не разжимая губ. — Афродита везде, — улыбаясь, ответила женщина, — В воздухе, в листьях, в траве. В грибах. Посмотри, грибы — это мой маленький народец. — Саша посмотрел вниз и увидел, что грибы превратились в забавных, серо–зеленых человечков, пляшущих среди стеблей травы. Он застыл, боясь раздавить кого–нибудь из них. — Не бойся, — ласково сказала женщина, — Они живут, чтобы умереть и умирают, чтобы жить, так устроена жизнь. — Она наступила босой ногой на хоровод человечков, и те исчезли, но другие хороводы продолжали кружиться и скакать вокруг. — Почему так устроена жизнь? — беззвучно спросил Саша. — Потому, что я так хочу, — ответила женщина, — И ты так хочешь. Ты — мой, я люблю тебя. И потому, ты будешь страдать. Без страдания нет наслаждения, как без смерти нет жизни. Я дам тебе способность быть всем сразу, светом и тенью, блаженством и болью. Ты будешь брать и давать, отпускать и связывать. Ты — двойственный. — Она подняла вверх два пальца правой руки и возложила на его лоб два пальца левой руки, — Двойственный.
Глава 6
Пошли дожди и Саша, не имея другой одежды, кроме ночной рубашки и валенок, большую часть времени сидел дома, одолевая книжную мудрость и книжную глупость, равным образом полезные, поскольку не учили ничему, кроме умения различать и соединять противоположности — единственному практически–важному делу среди моря жизненных абстракций. К тому же, постоянное французское и английское чтение неуклонно продвигало его вверх по лестнице лексически организованных смыслов, к чему–то, расположенному выше, нежели журналы с картинками и Эдгар По. Иногда, развлечения ради, он говорил бабке фразу по–французски или по–английски, а когда та раскрывала рот, приставив ладонь к уху, повторял то же самое по–русски, вгоняя сумасшедшую старуху в разумное сомнение — а не сошла ли она с ума? Однако, в целом, эти двое относились друг к другу по–доброму и ладили намного лучше, чем в подобных же обстоятельствах поладили бы люди, во всех отношениях нормальные. Они привыкли к одиночеству и не тяготились им, они не считали нужным развлекать друг друга разговорами и тем самым избегали ненужных трений, они исполняли свою часть обязанностей по хозяйству, не пересекаясь, не плетя паутину неприязни и лишь иногда поглядывая из своего аквариума на другую рыбку, между ними было безводное простран 6 ство, по которому не ходили волны раздражения, разочарования и скуки, они были вполне счастливы.
В конце ноября бабка занемогла, она начала кашлять, перхать и, бормоча, — «Помираю, помираю», — крепко приросла к своей продавленной кровати. Но Саша совсем не хотел, чтобы бабка померла. Он возложил на нее руки, левую — на лоб, правую — на худой живот и пожелал, чтобы она жила. Бабка заснула и дрыхла почти сутки, громко храпя, пердя и чмокая во сне, а на следующее утро поднялась со своего смертного одра, совершенно забыл, что была больна. Однако, к вечеру, бросив взгляд на тумбочку, уставленную самодельными микстурами, она вспомнила, и, пав на колени, застучала лбом в пол перед иконами. Саша долго смотрел на темные лики святых, потом отвернулся и раскрыл «Искусство мастурбации».
В декабре ударили неслыханные для этих мест морозы — 30, коз пришлось взять в дом, а также петуха и двух кур, остальных зарезали, поскольку они все равно замерзли бы, старого пса пускали в дом на ночь, так они и жили до весны — с тремя козами, козлятами, козлом и урезанной петушиной семьей, жируя безлимитной курятиной и выходя из дому только за дровами и по большому делу — малое справляли в ведро.
За зиму умерло двое одиноких стариков, что обнаружилось только в марте. Но и в марте земля была еще, как железо, поэтому хоронили в начале апреля. Саша со своей бабкой копали обе могилы, остальные жильцы были не в состоянии. На похороны никто не приехал, если и были у покойников где–то родственники, то откуда же они могли знать?