— Генка, а кто будет отбирать модели на состязания? — приставала к Гене каждый день Жеся, — ты бы нам сказал.
— Иди ты, я сам еще не знаю. Может, выставка будет сначала.
Появились модели и в школах под партами у ребят. На переменах шло оживленное обсуждение деталей.
В Пушкинской школе занятия шли в три смены. Классов не успевали проветрить. Школа освобождалась поздно вечером. Под классы занимались все свободные комнаты и даже клетушка около вешалки. В длинных и мрачных коридорах безобразными, таинственными нагромождениями стояли, уткнувшись в стены, фанерные декорации давно отыгранных спектаклей, плакаты, буквы на длинных палках.
— Ребята, давайте отгородим уголок, — предложила как-то Жеся, но пришел заведывающий школой, раскричался и не разрешил ворошить хлам.
Попробовали ребята пробраться с моделями в учительскую, но и оттуда пришлось выметаться.
— Нашли место для игрушек, — сердито отчитал ребят зав, — заниматься надо, а не палочки клеить. Вон — неудов какая куча в группах, а вы и в ус не дуете.
Пришлось все-таки Гене уступать свою комнату. Он жил у тетки. Тетка целый день, а иногда и два дня дежурила то в больнице, то у больных и ребятам в комнате было раздолье.
— Генка! — принесла однажды новость Жеся, — ребята! чеховцы тоже готовятся!
— Как им не готовиться, — сердито загалдели ребята, — с ними крайосо вон как носится. Они и на выставках уже два раза премии получали, а этот-то, председатель Осоавиахима, все время их выхваляет. Помнишь, как он тогда тыкал всем школам в нос ихнюю работу: вот, ребята, Чеховская школа серьезно взялась, вот, ребята, у Чеховской учитесь… А что у них учиться? Небось, он не знает, как чеховцы отстают по всем предметам, у них неудов, как маку, посыпано в журналах. А дисциплина?
— У них моделистов-то 5 на всю школу, а шуму на всю Сибирь, — пренебрежительно сказал Гена, полируя палочку, — ну, да мы их все-равно подкуем.
— Подкуешь, — недоверчиво протянула Жеся, — они вон к шефу уже нырнули.
— О?
— Вот тебе и «о?» Умаслили цехком: так и так, мол, скоро состязания, а у нас инструменту почти нет, материала для моделей нет, мастеров нет.
— Ну, и что?
— А вот и то. На заводе здорово обрадовались: мол, будем помогать, а когда ребята модель на выставку поволокут, все станут говорить, что шефы помогали модель делать.
— Это каждый дурак может — с настоящими мастерами модели строить, да еще на заводе. А у нас клей поставить негде.
Незаметно разгоралось негласное соревнование между школами.
— Волкомеров тебе, Шурка, модель показывал? — спрашивал Толя Бурченко из Чеховской школы у приятеля.
— Не-е, этот на покажет, он все прячет, боится, мы у него премию перебьем.
— Вот дурак! А на знаешь, в Пушкинской готовятся ребята?
— Ага. У них этот Генка Стрижов, ох и здорово делает модели! Знаешь, у него есть, говорят, одна модель автожира.
— Врешь?
— Частное пионерское!
— Ты видел?
— Нет, он не показывает. Мне Филька говорил, что они хотят нас подковать.
— Слабо им.
— У них народу больше.
— А у нас зато шефы помогают. А народу и мы сколько хочешь наберем.
Чеховцы храбрились, но к вестям о Пушкинской прислушивались с тревогой.
Моделисты Пушкинской школы, поглядывая из окон на зеленое здание чеховцев, не раз втихомолку вздыхали, и вновь и вновь подсылали разведчиков к чеховцам пронюхать, что новенького на их горизонте.
Модели в комнате Гены множились так быстро, точно каждая оставленная на ночь модель выпускала из себя почки — новые модели, но по данным разведчиков — ни одна из них не была чем-то новым по сравнению с моделями Чеховской школы. Наоборот — двигатели были хуже и кроющая поверхность не обладала особой прочностью.
— А у вас из чего покрышки? — как будто невзначай спрашивала Жеська у чеховки, стоя с нею у водопроводной колонки в очереди за водой.
— Из всего.
— О-о? — недоверчиво тянула Жеська.
— Вот тебе и «о-о-о»! У нас даже из шелка которые модели есть.
— А у кого самая лучшая?
— А не знаю. Говорят, в Коськиной бригаде здорово хорошая.
В Коськинской бригаде? Надо к Коське на разведку. Только Жеська с ним не очень в ладах: прошлой зимой на школьной лыжной вылазке Костя кувыркнулся с горы и с’ехал вниз, лежа на боку. Костя был в этом не первый и не последний. Многие ребята послушали тогда «земляных часов», но Костя по дороге хотел что-то крикнуть, да так открытым ртом и шмякнулся в снег. Наелся снега, вдосталь. Где бы Жеське просто посмеяться, так она не вытерпела: широко расставив руки, лихо снеслась по лыжнице вниз, ловко повернула лыжи и заорала, сложив ладони рупором: