Жрец задумчиво взглянул на опустевшую чашу и перевел взор на молодого человека. А тот недоуменно взирал на руку, словно та ему и не принадлежала вовсе. Первой опомнилась мать и запричитала, закудахтала, а вслед за ней очнулась и сама девушка.
– Что это? Пламя ведь белое. Значит, все в порядке, – растеряно произнесла она.
– Белое-то белое. Но огонь погас, – отозвался жрец.
– Так зажгите снова! – потребовала невеста с истерическими нотками в голосе.
– Не могу. Боги против этого брака, —развел руками жрец.
Сэйт мрачно смотрел то на ладонь, то на опустевшую чашу. В руке еще покалывало; холодок сменился жаром, скользнул по руке вверх, толкнул в грудь, вонзился иглой где-то между лопатками, заставив задержать дыхание, и растворился. И в тот же момент Сэйт почувствовал странный прилив сил. Поглощенный ощущениями, мужчина не слышал, что говорил жрец. Не заметил, как Алекс энергично подхватил возмущающихся женщин под руки и вывел из зала. Сэйт очнулся лишь от звенящей тишины, оказавшись наедине со стариком.
– Часто такое бывает? – спросил он, разглядывая чашу.
– На моем веку ни разу. У вас сильная кровь, молодой человек. Такая кровь большая редкость. Бывает лишь у представителей древнего рода.
Сэйт вздернул бровь и уставился в ожидании продолжения.
– Похоже для вас это новость? Кто это, ваш отец?
– Военный. Из кочевников, – задумчиво произнес Сэйт. – Моя мать королевских кровей…
– Что ж, тогда это объясняет… Хотя… – жрец призадумался. – Титулы тут ни причем… Только кровь древнего, очень древнего рода способна погасить огонь… Вот если бы она была из первородных…
Сэйт равнодушно пожал плечами. Первородные, древний род, кровь. Какое ему до этого дела. Сейчас у него другая проблема.
– И ничего нельзя сделать? – поинтересовался он.
– Я всего лишь простой деревенский жрец… Обратитесь к высшим, может тогда все будет иначе.
– Ясно – кивнул Сэйт, хотя от пояснений жреца легче не стало. – Мне кажется, ваши боги ошибаются.
По лицу старца пробежала улыбка.
– Этот огонь горел со дня освящения храма. А теперь… – Он взял свечу, поднес к огненной чаше, но пламя так и не появилось.
– Мне жаль, – произнес Сэйт и направился к выходу, но с неожиданной прытью жрец схватил его за плечо.
– Попробуйте Вы. Призовите огонь.
– Я? – удивился Сэйт и с саркастической улыбкой поднял руку над чашей.
В руке снова закололо, перед глазами промелькнули языки пламени, за которыми он наблюдал до начала церемонии. И в следующее мгновение чаша заполыхала.
– Разве это не доказательство, – растрогано произнес жрец, вдогонку раздраженному жениху.
Сэйт пообещал во всем разобраться и быть с любимой не смотря ни на что. Она поверила, кажется успокоилась, но какой-то холодок между ними все же остался. Их отношения были уже не такими что раньше, хотя особо задумываться об этом времени не было. Сэйту приходилось уезжать, делать вылазки, руководить операциями, постоянно рисковать жизнью. Девушку он видел гораздо реже, чем хотелось. А потом его ранило. Он был на волоске от смерти, как говорили врачи. Иногда мужчина задумывался, что, если бы не ранение, может быть, его сын и не родился бы так рано. Порой мелькали совсем другие предположения, гораздо мрачнее. «А что если, узнав, что он при смерти, она… Нет, такого быть не могло», – обрывал он ход мыслей. Думать такое о женщине, с которой был вместе, он не станет.
Позже, благодаря помощи Рэя, Сэйт изучил всевозможные материалы, перерыл всю жреческую библиотеку и прочитанное сомнений не оставляло. Без крыльев он будет жить вполсилы. Словно птица, у которой отняли безграничное небо и поместили в клетку. Пусть и красивую, просторную, но сути это не меняло. «Рожденный ползать» – теперь это про него и ему предстояло свыкнуться с мыслью, что по другому не будет никогда. Надеяться на чудо? Для этого мужчина был слишком прагматичен. Тем более, что во всей тщательно изученной многовековой литературе не было ни одного прецедента, а эксперименты с огнем только подтверждали правильность сделанных выводов. Сколько бы Сэйт ни попробовал повторить то, что произошло в храме, результат был один и тот же: пламя молчало. Величаво покачивалось в жертвенной чаше алтаря, с легким шипением съедало дарованную каплю крови и вновь лениво поигрывало язычками на дне сосуда. Безразлично и словно издеваясь. Ни всплесков, ни изменения цвета, ничего. А о том чтобы погасить или разжечь пламя ярче, вообще речи не шло.