Лиу слышала душераздирающий крик, потом ещё один, оборвавшийся на полутоне. И в доме воцарилась тишина. А через некоторое время к ней вышел Гал.
– Всё из-за меня… – шептала девушка, прижимаясь к отцу. – Что с ним?
– Спит. Ему будет нелегко. Придётся начинать всё сначала. Ещё неизвестно, чем дело кончится. – Гал гладил дочь по голове и объяснял с печальными нотками в голосе, – А ты как здесь оказалась?
– Мы хотели пожениться, – чуть слышно выдохнула Лиу.
– Ого. Я думал, у вас война, – удивился отец. Он взял девушку за подбородок и серьезно произнёс: – Тебе нужно решать сейчас. Или ты с ним до конца, или даже не заходи в эту комнату и Азаир заберет его с собой. Его сейчас нельзя оставлять одного.
– Я буду с ним, – заверила Лиу.
– Точно? Ты уверена? – Гал пристально смотрел на свою дочь.
– Да, – кивнула она.
*****
Сэйт лежал на кровати: измученный, бледный, с темными кругами под глазами. Он сливался с простынями, которыми был укрыт. Веки были приспущены, а дыхание едва заметно. Рядом, на краю кровати, сидел Князь и что-то чуть слышно говорил сыну. Тот не реагировал, казалось, Сэйт вообще ничего не слышал и не видел. В отличие от Князя. Тот обернулся на звук открывающейся двери и его, спокойное до этого, лицо исказилось от гнева. Он метнул злой взгляд на Лиу и уставился на Гала, отдавая немой приказ выставить девчонку. Жрец качнул головой.
– Она его невеста, – пояснил он.
Князь вздернул бровь, вновь взглянул на Лиу, на этот раз оценивающе. И тут раздался хриплый голос Сэйта.
– Нет. Уже нет, – произнес мужчина негромко, но уверенно.
Короткие три слова ударили словно плетью. Позабыв о жрецах и князьях, Лиу увернулась от попытавшегося удержать ее отца, подскочила к кровати и схватила Сэйта за руку.
– Не говори так. Мы всё решили. Мы будем вместе.
– Лиу, я больше не могу летать, – устало шепнул Сэйт.
Он с трудом приоткрыл глаза. Воспаленные, безжизненные, налитые кровью зрачки, словно стекляшки. Словно неживые. И Лиу испугалась. Не за себя, за него. Только сейчас до нее по-настоящему дошло, насколько все плохо. «Только ты и крылья. Другого не надо», – прозвучали в сознании слова, сказанные им всего пару дней назад. А теперь ни крыльев, ни любви. Лишь адская боль и безнадежность. Лиу быстро собралась с мыслями, крепче сжала ладонь Сэйта и, ободряюще улыбнувшись, горячо зашептала:
– Сэйт, это неважно. Я люблю тебя… Мы любим друг друга. И будем вместе. А потом, когда-нибудь, ты поправишься. Обязательно. Всё будет хорошо.
– Лиу, не надо… – начал он было снова, но девушка прильнула к его губам, не дав продолжить.
Первые недели своего бескрылого состояния Сэйт помнил плохо. Он практически не вставал. Ничего не хотелось. Отказывался есть, и отец поил его отварами, а он лишь умолял не рассказывать маме. Князь проводил рядом с сыном большую часть времени, а когда отлучался, рядом появлялась Лиу. Сэйт порывался выгнать её, но та была непреклонна, а он слишком слаб для споров. Так постепенно мужчина привык к мысли, что они вместе, что она любит его. Радовался, чувствуя её тепло, объятия и уже не мог представить жизни без своей любимой.
*****
Дни тянулись однообразно. Через несколько недель Сэйт смог подняться с постели и понемногу его жизнь вернулась в прежнее русло. Как и раньше, мужчина вставал с рассветом и долго сидел на окне, встречая новый день, который не сулил ему ничего хорошего. Он больше не летал. Ни на своих двоих, ни на искусственных приспособлениях. Даже для работы в прежнем, сумасшедшем темпе был слишком слаб. Какое уж небо. Да и узнав, что такое настоящий полет, вряд ли стал довольствоваться суррогатной подменой. Отец говорил, что шанс восстановиться, пусть и небольшой, но есть. Нужны лишь время и терпение. И Сэйт терпел. Собирал волю в кулак и делал все для того чтобы двигаться дальше. Только вот куда? Его прагматичный ум подсказывал, что чудо – редкая штука и ожидать, что оно произойдет во второй раз – верх наивности. Отчасти понимал стремление отца сохранить его, Сэйта, среди людей. Не запечатай они с Галом дар, со временем его мозг перестроился бы окончательно и он перестал бы понимать родных. Превратился бы в летающее нечто. Но порой, когда тяга к полету была особенно сильна, ему казалось, что даже это было бы лучшем вариантом, чем то, что ему приходилось переживать сейчас. И винить было некого. Он сам все испортил. Если ранение и приступ в песках можно было списать на собственную неосведомленность или желанием помочь, то уж красование перед Лиу ничем, кроме собственной глупости, не объяснишь.