– Какую девку? – переспросил Варка, озираясь. Честнейшие синие глаза выражали неподдельное изумление.
– Вот эту. – Корявый палец уперся в Ланку.
– Сам ты девка, – хриплым дискантом заявила Ланка. – Разуй глаза, дядя, парень я.
– Не груби старшим, – Варка осторожно треснул Ланку по затылку, – простите, хозяин. Это мой младший брат. Илларионом зовут.
– Ларка я. – Ланка шмыгнула носом, старательно вытерла его рукавом.
Хозяин Антон глядел с сомнением. Одинаково, по-мужски завязанные хвосты неопределенного белесого цвета, одинаково светлые глаза, одинаковый слой грязи на тощих голодных лицах, только один высокий, а другой едва ему по плечо.
– Нежный больно брат-то твой. Ручки беленькие.
– Так ведь младшенький, – ласково сказал Варка, – баловали его.
– Чего он привязался, – пробубнила под нос Ланка, ссутулившись и ковыряя землю тупым носком тяжелого ботинка, – пошли домой, жрать охота.
И они пошли, причем Ланка старательно горбилась и загребала ногами.
– Тебе бы в театре играть, – восхитился Варка, когда дядька Антон остался далеко позади.
– А я и играла, – гордо сообщила Ланка, – на балу у господина наместника в живых картинах.
– Кого?
– Белую лилию, символ невинности и красоты.
– Ха, – хмыкнул Варка, – оно и видно. А в рукав сморкаться где научилась?
– На тебя насмотрелась, – ответствовала прекрасная Илана, – давай хлеб сейчас съедим, а то я до дома не дойду.
Через несколько дней, когда куча чурбаков уменьшилась наполовину, на руках у всех троих красовались кровавые мозоли, а Ланка то и дело хваталась за спину, хозяин для обычного расчета не вышел. Вместо него на крыльцо выкатился круглый тючок, туго-натуго перевязанный серым пуховым платком. Снизу из-под платка виднелись валяные сапожки, сверху – носик пуговкой и красные щеки.
– Деда совсем скрутило, – пропищал тючок, – лежит – не встает. Мамка говорит – идите на кухню.
На кухне Варке сразу понравилось. Во-первых, тут было очень тепло. Во-вторых, на добела выскобленном столе стояла большая миска пышной рассыпчатой каши. Из каши торчали три деревянные ложки.
– Мир этому дому, – сказал Варка, стягивая шапку.
Рядом слабо ахнули. Варка с трудом оторвал взгляд от каши. Перед ним стояла маленькая иссохшая женщина, похожая на полевой цветок, сто лет пролежавший в каком-то забытом гербарии. Волосы, глаза, одежда – все казалось серым, плоским, покрытым беловатой плесенью.
– Вы… Вы вернулись? – спросила она, слегка задыхаясь.
– Чего? – растерялся Варка. – Нездешние мы… первый раз тут.
Женщина подобралась поближе, не сводя глаз с его лица.
– Но ты крайн?
Варка почувствовал, что никак не может закрыть рот.
– Я кто? – глупо переспросил он.
Женщина смотрела на него с отчаянием и надеждой.
– Не… какой еще крайн… Варка я… А это мой брат Ларка. Из Белой Криницы мы… – «Тоже сумасшедшая, – вдруг понял он, – совсем безумна. И помешалась очень давно».
– Крайнов не бывает, – шмыгнув носом, сообщила Ланка.
– Тогда почему ты такой… – с глубокой тоской спросила женщина.
– Какой?
Но женщина уже опустила голову, отступила в тень.
– Ешьте.
– Мы не можем, – сказал Варка, глотая голодную слюну, – мы плату с собой берем… у нас дома товарищ больной.
Ланка отчаянно пихала его локтем в бок, и он слегка отстранился, чтоб ей было трудней толкаться.
Женщина молча потянула шапку из стиснутых Варкиных пальцев, бесшумно ушла куда-то и вернулась с неслыханно щедрой платой. Шапка была полна чистой белой фасолью. А Варка-то думал, что они тут по бедности едят только порченные червями бобы. Сверху лежала половина свежего пахучего каравая.
– Садитесь и ешьте.
Тут уж Варка не выдержал. Зажав драгоценную шапку между колен, он хищно набросился на кашу. Ланка не кушала, а лопала, забыв про хорошее воспитание, и даже Илке не пришлось объяснять, что надо делать.
На другой день повторилось то же самое. Тихая женщина, похожая на пыльную моль, сытный обед, шапка, полная фасоли, только на этот раз сверху лежал кусок козьего сыру.
На третий день такой райской жизни Варка решился.
– Не найдется ли у вас немного мяса? – попросил он, снова пустив в ход свою знаменитую улыбку. – Маленький кусочек, не больше ладони. Наш товарищ болен и очень истощен. Уже много дней между жизнью и смертью. Кружка бульона, и он, может быть, встанет на ноги.
– Твой товарищ – крайн?
Варка едва не упал с табурета. Ланка вытаращила глаза и уже собиралась кивнуть. Пришлось незаметно наступить ей на ногу.
– Нет. Но он весь изранен, и ему надо…