К Ким подошёл невысокий мужчина в деловом костюме и что-то прошептал на ухо, после чего художница нервно усмехнулась и сказала:
— Сейчас.
Посетители выставки, коих, к слову, было немало, собрались полукругом возле Джию, стоящей у прикрытого тряпкой мольберта. Они уже успели вдоволь насладиться висящими на стенах картинами. Там были как и знакомые Гахён полотна, так и новые. Но неповторимый стиль художницы угадывался в каждой работе. Это ощущение отступившего зла, перевёрнутой страницы, надежды на светлое будущее было в каждой картине, в каждой заросшей воронке от взрыва, в каждом счастливом лице, в бесконечно-синем небе, бескрайних полях, блестящих речушках. На одном из полотен Хён увидела Фридю, гордо расхаживающего по полю; на другом — Хандон, заботливо сажающую цветы в землю своей механической рукой; а на третьей Ли увидела себя, немного испуганно, но с интересом смотрящую своими большими глазами прямо на зрителя.
Стоящая рядом Шиён приобняла Гахён за плечи, чуть прижав к себе, чтобы не потерять в толпе. Ким начала говорить:
— Я — художница Ким Минджи. Я полтора года жила в оккупированном Мьеже. Мои родители умерли, мои друзья и знакомые — тоже. Моего брата убил его же друг, ставший коллаборационистом. Надо мной издевались, меня унижали. Я сбежала из Мьежа, едва в него вступила фражийская армия. На своих двоих я преодолела половину страны и оказалась в Блорели, в паре часов езды отсюда. Но война настигла меня и тут. Вы прекрасно знаете, о чём я говорю.
Джию сделала театральную паузу и продолжила:
— Я боялась каждого шороха, каждого громкого звука, каждого прикосновения. Буквально всё напоминало мне о войне, о том кошмаре, что я пережила. Воспоминания терзали меня. Я ненавидела себя за то, что со мной делали. Так не могло продолжаться дальше. У меня было два пути: сдаться или бороться. Я решила выбрать сложный путь. Я решила бороться. Тогда я начала рисовать картины. Я брала самые ужасные воспоминания, самые страшные для меня образы и делала их светлыми, яркими, я насмехалась над ними, издевалась, показывая, что я выше этого, что насколько бы ужасными они ни были, я могу их преодолеть. Мне было тяжело. Каждая картина приносила мне боль, но одновременно с этим приносила и облегчение.
Минджи указала рукой на одну из картин. Это была та самая картина, что рисовала художница, когда говорила Гахён о своём прошлом. Прямо как сейчас она говорит об этом сотне людей.
— «Воронка» — моя последняя работа из этой серии. Это последнее воспоминание о войне. Последнее воспоминание, что приносило мне боль. Я научилась не бояться их, я перестала страдать. Я поняла, что все тяжёлые испытания, выпадающие на нашу долю, делают нас сильнее. Только ощутив истинную боль, можно обрести истинное счастье. Словно феникс восстать из пепла и расправить…
Она резко сорвала тряпку с мольберта рядом с собой.
–…крылья.
Глазам присутствующих предстало невероятное полотно. В лёгкой голубоватой дымке, среди заросшего цветами поля под синим небом, неестественно усыпанном яркими звёздами, на белой ажурной скатерти сидели в лёгких платьях три девушки с белоснежными крыльями за спиной. В девушках легко угадывались Джию, Шиён и Гахён.
Ши удивлённо выдохнула и прикрыла рот рукой. Хён округлила глаза и вспомнила пикник, когда Ким всё черкала что-то в скетчбуке и сказала, что покажет это, когда придёт время.
Время пришло.
Меж тем Минджи продолжала:
— Я стала сильнее. Благодаря людям рядом со мной. Благодаря тем, кто дарил мне любовь и заботу. Благодаря тем, кто прошёл через тот же ад, что и я. Мы справились с этим вместе. Мы вместе обрели крылья.
Джию отступила, давая восторженной публике сомкнуться вокруг картины, а сама быстренько отвела Шиён и Гахён в сторону.
— Ну как вам? — Глаза художницы светились щенячьим восторгом.
— Ким Минджи, я с тобой не разговариваю! — возмущённо улыбаясь сказала Ши.
— Почему?! — воскликнула Ким.
— Да потому что ты… ты!.. Ты!.. — Пекарица не находила, что ответить, и потому в бессилии топнула ножкой.
— А? А? Чего?
Минджи игриво улыбнулась и чмокнула девушку в губы.
— Гахён, а ты что скажешь? — обратилась художница к дочке.
— Это так красиво! Ты это задумала ещё тогда, на пикнике, да?
Джию довольно кивнула:
— Помнишь, значит.
— Минджи! Снимаю шляпу, это действительно шедевр!
Сказала Хандон, держащая под руку Юбин. Они обе только что подошли к девушкам и поздоровались со всеми.
— Минджи, это прекрасная работа. Я всегда поражалась, как тебе в голову приходят такие удивительные образы, — сказала Дами.
— У меня просто своё видение мира, которым я и делюсь с остальными, — пожала плечами девушка.
— Я опоздала?! Да?! Нет?! Да?! Опять?! Да еб…
— Бора! — громко крикнула Джию.
Из облака возни возле входа вдруг выскользнула маленькая фигурка Суа. Она была одета в лёгкое светлое платье с цветочным рисунком, а волосы девушки были распущены. Бора выглядела очень мило.
— Я всё пропустила, да? — расстроенно спросила она.
— Картины все здесь. Главная — где-то среди толпы. Речь про неё я уже сказала, — ответила Минджи.
— Ну вот, — вздохнула Суа, — опять.
— Всё в порядке, Бора, я потом отдельно для тебя всё повторю, — успокоила её художница.
— Да? Отлично! — засияла девушка.
— А… извините…
Неуверенный голос. Плеча Гахён легонько коснулась чья-то рука. Девочка обернулась и увидела Юхён.
— Это ты, — Юхён улыбнулась, — это ты тогда подошла ко мне. Помнишь?
Ли энергично закивала.
— Ты спасла меня. Ты правда спасла меня тогда. И я даже не знаю твоего имени.
— Гахён! Меня зовут Гахён.
— Кто это, Хёни? Ты что, помогла кому-то ещё? — улыбнулась Джию.
— Она вернула мне желание жить, — ответила вместо неё Юхён.
— Как ты сейчас? — спросила девочка.
— Мы доделали всё в этом городе. По провинции, вроде, тоже. Дальнейшая судьба пленных гертонцев никого не интересует. Нам сказали, что мы можем вернуться на родину, но на родине нас считают военными преступниками, поэтому повесят при первой же возможности, — она говорила об этом как-то слишком спокойно. — Я думаю остаться во Фражю, только пока не знаю где. Да и работы нигде нет.
— Как это нигде нет? У меня в деревне работы полно! — вмешалась Юбин. — Дадим тебе домик брошеный, в порядок привести его поможем, огород засадим, а там и повсходит всё, там и попродаёшь всё сюда, в город. Налоги платить только будешь и всё. Тем более вон, у тебя уже и знакомые есть. Раз Гахён к тебе хорошо относится, то и человек ты хороший, приживёшься у нас, значит.
Хандон рассмеялась:
— Ты когда-нибудь думаешь не о работе?
— Моя работа и моя жизнь неразрывно связаны, Хань.
— Было бы здорово, если бы ты и правда жила у нас, — сказала Гахён. — Мы бы стали подружками и все вместе пили бы чай у мадам Юбин.
— С моими плюшками! — поддакнула Шиён.
Она как раз в конце лета поддалась уговорам Минджи и всё же переехала в Блорели.
— Жить у нас в деревне? — Бора с хитрым прищуром смотрела на Юхён.
— Да, — Юхён повторила её выражение лица.
— Ты гертонка, да?
— Да.
— В технике шаришь? — Суа наклонила голову вбок.
— Служила артиллеристкой и имею неоконченное высшее образование инженера-проектировщика.
— Да ладно?! — засияла Бора, затем повернулась к Дами и выпалила: — Я её бе… мы её берём! Она ведь может мне… нам так помочь!
Все засмеялись.
— Ты милая, — сказала Юхён, обращаясь к Суа.
— А ты высокая, — парировала та.
— Что?
— Ну ты говоришь очевидные вещи, и я, — улыбнулась крестьянка.
— Ах ты…
Все снова засмеялись.
— Так, тогда после окончания выставки все едем в деревню. Будем у меня отмечать первую сольную выставку нашего гения и новоселье нашей новенькой, — неожиданно заключила Хандон.
— Это что, у нас будет туса на буржуйной хате Хань? Я за! — довольно сказала Бора.
— Предлагаю не брать Суа.
— Я за.
— И я.
— Эй!!!