Делая совершенно невинное лицо, я, часика в четыре добрался до стоянок самолетов эскадрильи. Ребята были на задании, правда, одна машина стояла раскрытая и маслопупы что-то в ней дружно исправляли. А может быть и гробили. Шучу.
Поздоровался, спросил – не помешаю ли я гениям технической мысли, если тихо, мышкой, посижу в кабине. Оказалось, что нет. Усевшись, горизонта за капотом я не увидел. Вылез, нашел кусок брезента и чью-то робу, сложил в тючок и бросил в чашку сидения. Стало получше, но не совсем хорошо. Отвлек технарей и попросил поднять хвост самолета так, чтобы я смог бы видеть горизонт. Технари поняли, какую ошибку они допустили, разрешив мне сесть в кабину самолета, дружно взвыли, но было уже поздно. Под мои команды они, ухнув, подняли и занесли легкий хвост истребителя, я поймал в прицел стоящий рядом самолет и велел ставить хвост на ящики.
Полтора часа я молча сидел в кабине, теперь уже самостоятельно привыкая к расположению приборов, переключателей, разных вентилей, рукояток и прочих кнопок. Закрыв глаза, я на ощупь переключал тумблеры, шуровал газом и качал ручку управления. С управлением стало немного поясней, и значительно проще стало с содержимым щитка приборов.
Потом я достал из планшета наставление по воздушной стрельбе, выклянченное у зама комполка по воздушно-стрелковой службе, и углубился в него, время от времени поглядывая на стоящий рядом самолет через сетку прицела и соображая, какое надо брать упреждение и как по нему стрелять, если он будет маневрировать. Очень полезное дело, доложу я вам.
Тут труженикам тыла заорал телефонист, искали, как ни странно, лейтенанта Туровцева. Я побежал в штаб.
В штабе меня комполка и огорошил.
— Слушай, лейтенант, что я тебе сказать хочу… — начальник штаба подал командиру какие-то бумаги, и он на несколько минут отвлекся, читая и подписывая их. — Так, вот. Дивизия приказ спустила – направить одного летчика в вошебойку…
Я тихо офонарел, а потом вспомнил, и с облегчением вздохнул. Вошебойкой на армейском жаргоне называли краткосрочные фронтовые курсы на базе недавно созданных высших школ воздушного боя. ВШВБ – улавливаете? Но название – это дело десятое, а вообще-то дело это нужное и интересное. Там, кстати, готовили и командиров звеньев.
— … а направить мне и некого. Но приказ есть приказ, надо его выполнять. Ты пока безлошадный и раненый, съезди на пару недель, а там, глядишь, и самолеты нам подкинут. Тогда первый – твой. Добро?
Я согласился, даже и не задумываясь. Вошебойка мне подходила как нельзя кстати. Надо же чем-то оправдывать попёршую из меня тактическую мудрость, а так всегда можно сослаться на разговоры с умными людьми и опытными пилотами, и на их советы и мнение.
В общем, получив на следующий день отпущение грехов от доктора и вновь обретя здоровье без ограничений, я собрал немудреные манатки, а после обеда меня и отправили на У-2 во фронтовой ЗАП, где вошебойка и располагалась.
Надо сказать, учеба была интересная и позволила мне поставить целый ряд вопросов, разобраться в них и задуматься о многом другом. Занятия проводили опытные, битые пилотяги, у каждого – один-два ордена, а это в 42-м году было не часто. Многие преподаватели были с ожогами рук и лица, с золотистыми ленточками тяжелых ранений. В общем, определенный теоретический багаж я по результатам учебы накопил, и уровень своих знаний существенно повысил.
Дома, в полку, меня уже ждал подписанный приказ о назначении на должность командира звена. Капитан Россохватский меня официально представил и вручил, так сказать, бразды правления. Кстати, никогда не задумывался, а что это, собственно, за бразды такие?