— Туровцев? Здорово! А я к тебе! — Это был воентехник 1-го ранга Толя Квашнин, инженер нашей эскадрильи.
— Толя?! Здравствуй, дорогой! Ты что тут делаешь?
— Да вот, ездил в мастерские, сдавал два двигателя. Да заодно и железок всяких понабрал. А комиссар попросил заехать к тебе, узнать, когда ты собираешься назад, в часть. А тут ты – в форме, с новеньким орденом, да еще с такой миленькой цыплячьей кобурой. Красавец-мужчина! Ну, что? Подлечили? Садись, промчу с ветерком. Только прыгай в кузов, других местов в этой таратайке не предусмотрено.
— Да ладно, кузов, так кузов. Доедем как-нибудь. Ну, а что дома? В эскадрилье? Все живы-здоровы?
Толя помрачнел.
— Потери у нас, Витя. После тебя еще двух ребят сбили. Погибли они. Командир звена Сашка Лучкин и его ведомый Мордвинцев. Новенький он, ты его не знал. Второй вылет у парня был. Вот он и прозевал атаку фрицев. Сначала его срезали, а потом и Сашку. Ребята говорили – пара секунд, две очереди, и все. Вот так-то, Витя… Ну да ладно, грузись, что ли. Поедем уже. Напротив переправы поглядывай в небо, фрицы там свирепствуют. Налетают от солнца, дрын-н-нь пулеметами, и вверх. А на земле – одна, а то и две машины горят. Смотри, в общем. Если что – стучи по кабине, а сам – в кювет. Понятно?
— Ладно, учи ученого. Поехали. Домой хочу. К обеду-то доедем? Кормят хорошо? А то я на тыловой норме все сало подрастерял.
— Доедем, не боись. Шлифуй ложку в дороге. Да, еще колхозники арбузов нам подбросили, целую кучу. Сладкие – страсть! Ты арбузы-то ел?
— Ел, приходилось. Давай, прыгай в кабину, поехали уже.
И мы отправились в путь.
На выездном КПП у нас проверили документы, накладные на запчасти, сержант-погранец с автоматом приподнялся над бортом кузова, взглядом посчитал количество ящиков, неодобрительно покосился на мою желтую кобуру, но ничего не сказал, и машина запылила по выгоревшей под солнцем степи. Было еще очень тепло, даже жарковато. Я расстегнул воротничок гимнастерки и, откинувшись на свернутый матрас водителя, уставился в бледно-голубое осеннее небо. Не то, чтобы я высматривал немецкие истребители, нет. Просто давно я не был на таком открытом всем ветрам пространстве, в бескрайней степи, под бескрайним небом. А воздух-то какой! Степной, полынный. Соскучился, знаете ли… Так, сберегая нас от атаки с воздуха, я и задремал часа на два. До самого нашего аэродрома.
— … Вставай, соня! Уматывай из кузова, страж неба. Эх, Витька, Витька! Ничего тебе поручить нельзя.
Пристыженный и пыльный, я спрыгнул на землю у штабной землянки и пошел к рукомойнику умыться и почиститься. Приведя себя в относительный порядок, я бодро спустился по ступенькам, откинул выгоревший на солнце брезент и, проморгавшись со света, нашел взглядом нашего комиссара. Командира полка в землянке не было. Вспоминая свою службу в Советской Армии, я сделал полшага вперед, с явственным стуком каблука приставил правую ногу, одновременно бросая руку к пилотке свободным и красивым жестом.
— Товарищ батальонный комиссар! Младший лейтенант…
— Уже лейтенант. Вольно, Туровцев. Ты сколько на фронте? Месяца три? Ну, так вот. Про Постановление ГКО N 929 от прошлого года о сокращении сроков производства в следующее звание слышал, небось? Так что, поздравляю тебя, лейтенант. И еще хочу сказать, Виктор, счастливчик ты. Смотри, как бы завистники не нашлись. Тебе за боевые вылеты и штурмовку на Калининском фронте медаль пришла. Подавали мы с командиром наградные листы на ребят уже давно, но, видишь ли, с переводом на Сталинградский фронт подзадержались они. Однако не забыли наш полк калининцы, вдогонку награды прислали. Молодцы, что и говорить. Эти награды сейчас ох как нужны. Поддержат они людей, дух поднимут. Только ты пока молчок. Награждать в торжественной обстановке будем. Тебе первому сказал, расслабился я, что ли, на твой орден глядя. Ладно, иди в эскадрилью. Тяжело там. Ребят потеряли, слышал? Пусть на тебя, такого красивого, посмотрят, может, поднимется настроение-то, а? Как думаешь? Вот и я о том же. Иди уж, строевик. Стой! Да, скажи-ка на милость, какой это белогвардеец тебя так козырять учил? Нет, чтобы по уставу – легко, свободно, красиво! А то зажался, скрючился, локоть опущен. Эх, ты, лейб-гвардеец! Иди уж с глаз долой. У старшины Семенчука из второй эскадрильи поучись козырять. Он в империалистическую в гвардейском полку служил, всю воинскую науку превзошел. Иди-иди, лейтена-а-нт!