— Вот и славненько. А теперь офицеры позаботятся о своих отрядах и отведут их под прикрытие. Поспите там. Отдохните и поешьте, потому как, я мыслю, очень скоро здесь станет жарковато. Да. Нужны еще четверо добровольцев, которые будут слушать, когда закончат рыть подкоп. Ты, ты, ты и ты. За мной.
Хэл оказался одним из четверки. Он послушно последовал за Броудой к основанию башни. Старик подобрал связку факелов, при помощи кремня зажег один и принялся спускаться по узким, затянутым паутиной ступеням. Хэла окружали сырые каменные стены.
Звон лопат стал громче.
— Не шумите тут, — велел Броуда. — Похоже, эти болваны считают, что делают все это дерьмо в тишине, а мы тут — ни сном ни духом, что происходит.
Он фыркнул.
Ступени привели их в небольшую камеру. Стук стал доноситься не снизу, а откуда-то спереди — очень близко.
— Ладно, — сказал Броуда. — Ваш пост здесь. Двое слушают внутри, двое отдыхают снаружи. Будете слушать, когда они перестанут копать. Как я уже говорил вам, а вы, скорее всего, уже благополучно забыли, — когда они прекратят рыть, то будут готовы отойти и поджечь свои фитили, или что они туда засунули, чтобы обрушить туннель, а вместе с ним и нашу стену. Будете ждать, когда все утихнет, а после этого поживее выметайтесь отсюда, бегите наверх и ищите меня. Да не считайте ворон, а будьте начеку, вдруг учуете запах дыма или что-нибудь в этом же роде.
— И чтобы никакой засранец не смел мне разыгрывать тут из себя полоумного героя, — пригрозил он напоследок, и Хэлу показалось, будто его глаза сверкнули в темноте. — Если кто-нибудь окажется настолько тупым, что позволит себя убить, я лично с него шкуру спущу. Уяснили?
Почему-то ни одному из четверых слова Броуды не показались ни глупыми, ни смешными.
Ожидание тянулось еще полтора дня. Хэл дал зарок, что если выберется из этой мясорубки живым, то будет жить где-нибудь на дереве или под кустом, но ни за что больше по собственной воле не пойдет под крышу, не говоря уже о подземелье вроде этого, с крысами — и людьми, желавшими его смерти и неумолимо подкапывающимися все ближе и ближе.
Он вполне мог бы жить в своей постылой деревне, стать рудокопом и погибнуть в шахте во время обвала, если уж его непременно должна была постигнуть такая судьба.
С ним не должно было такого произойти. Он был... ну, собирался стать, всадником на драконе. Только бы остаться в живых, а если уж погибать, то пусть это произойдет хотя бы при свете солнца. Он даже собрался помолиться, но не мог вспомнить ни одного бога, в которого верил бы.
А вот его товарищ, похоже, верил, поскольку вполголоса взывал к множеству богов сразу. Хэлу казалось, что даже жрецу не под силу чтить столько богов одновременно.
При виде чужого страха он сам несколько оправился от собственного и толкнул напарника, велев заткнуться.
Тот — возрастом младше Хэла — подчинился.
Хэл с нетерпением ждал конца дежурства, когда они наконец смогут-подняться по этим ступеням и получить порцию баланды, которую здесь уже окрестили осадным рагу.
Некоторые поговаривали, что его делают из крыс, а все нормальное мясо в Паэстуме приберегают для богачей. Хэл не верил этим слухам, хотя за последние несколько дней не встретил на улицах города почти ни одной собаки.
Внезапно стало совсем тихо.
Два солдата переглянулись. Широко раскрытые глаза на закопченных лицах казались очень белыми. Товарищ Хэла бросился к лестнице.
— Постой! — прошипел Хэл. — Может, они просто меняют саперов.
Но стук кирок и лопат не возобновился.
— Ну и сиди здесь сам, если хочешь, — разозлился второй солдат и убежал.
Хэл подумал, что он прав, и пошел по ступеням следом за ним, в мелкий дождичек и на серый рассветный свет, радуясь тому, что покамест жив и будет жить столько, сколько ему удастся протянуть в грядущей атаке.
Они разыскали Броуду, который хмыкнул что-то себе под нос, приказав им оставаться на месте и ждать, и спустился по ступеням, по которым они только что с такой радостью взлетели.
Долгое время спустя Броуда показался снова, пытаясь притвориться, будто ничуть не спешит.
— Все верно, — сказал он. — Они приближаются. Эй, парень. Иди разбуди остальных солдат и скажи им, чтобы готовились.
Через два часа Хэл уловил запах дыма, а потом услышал скрежет сдвигающихся камней.
Выстроившиеся солдаты невольно вздрогнули, но ни один из них не дернулся с места.
Запах дыма стал сильнее, то и дело раздавался скрежет.
Глядите! — крикнул кто-то, и все вскинулись, глядя на пошатнувшуюся стену.
— Началось! — закричал Броуда. — Уже совсем скоро! Приготовиться!
Стена сдвинулась, накренившись внутрь, и с оглушительным скрежетом обрушилась наружу, разлетевшись облаком пыли и шквалом камней. Через миг ее уже не было, и валуны высотой больше человеческого роста с грохотом катились по сторонам.
— Они идут! — закричал кто-то, хотя в этом не было совершенно никакой необходимости.
Карабкаясь через горы мусора, на них устремилась волна рочийских пехотинцев.
Первыми шли копейщики, а следом — лучники.
Запели дирейнские луки, и стрелки дрогнули, отступив, но позади них двигались угрюмые цепи мечников.
Пошли! — закричал Броуда, и Хэла бросило вперед, хотя его разум твердил ему, что надо бежать, что острия этих копий несут на себе смерть. Один из вражеских солдат бросился на него, и Хэл принял удар на щит, отразив его, как кто-то — Хэл не помнил кто — его когда-то учил, и по рукоять вогнал свой меч в грудь рочийца.