— Проявлено отлично, — наконец сказал Корсо, — но снято…
Коля растерянно моргал ресницами.
— Хотя если вспомнить мои первые работы, — учитель лукаво улыбнулся, — они были гораздо хуже. Мистер Колин, — он так называл ученика, переиначив его имя на английский лад, но не Ник, не Николас, и именно Колин, — давайте сейчас возьмем эту фотографию, пойдем на ту самую улицу, где Вы снимали, и сделаем подробное сравнение. Начнем с того, что мне понравилось. В любом случае, я рад вашим стараниям, дорогой мой. У вас есть талант, поэтому нам с вами придется много трудиться, чтобы достичь чего-то значительного. Запомните, мистер Колин, все достижения человечества — малые и великие — это труд, силы, неустанный поиск. Только гении способны на эврику, но их мало, наверно, для того, чтобы человечество вконец не обленилось. Мы лениться не станем?
Коля улыбнулся впервые, открыто, весело. Так мягко, тепло и на равных с ним не разговаривал никто. У отца не было времени, да и похвалы не дождешься, больше укоров и порицания, иногда он так боялся отцовского недовольства или разочарования, что чувствовал себя загнанным в угол и делал еще больше ошибок. Мама вообще интереса к сыну не проявляла. Здесь, в Лондоне, он особенно чувствовал одиночество. Но теперь у Коли Фертовского появился не просто учитель, а друг.
Николай замолчал, посмотрел на жену: она сидела на песке, обхватив руками колени и положив на них голову. Слушала так внимательно, будто и не дышала, боялась упустить малейшую деталь. Николай подумал о том, что прошлое все больше и больше затягивает его в свои сети, а на поверхность выплывают такие подробности, о которых он, казалось, забыл навсегда.
— Хочешь поплавать? — спросил он, понимая, что ему просто необходимо отвлечься, хотя бы от мыслей.
— Пожалуй, я останусь на берегу, — улыбнулась Надя, — позагораю, хорошо? А ты поплавай, — она поняла, что муж устал от воспоминаний, и так рассказал о слишком многом, если учитывать его скрытный нрав.
Николай пошел к воде. Сегодня океан был удивительно спокойным, полный штиль. Вода казалась гладким зеркалом, по которому скакали солнечные зайчики. Здесь, у берега, ее цвет был нежно-голубым, а там, подальше, он становился изумрудным, как Надины глаза.
Фертовский зашел в океан, сделал рывок, нырнул, долго плыл по самому дну. Затем, выскочив на поверхность, уверенными и быстрыми движениями поплыл, рассекая зелено-голубую гладь.
Надя задумчиво смотрела на плывущего мужа и думала о Корсо. Она пыталась представить его себе. На самом деле, не редкость, что в детстве твое мировоззрение формируют не только родители, но и совсем чужие люди, что в данном случае вообще оказалось счастливым случаем. Надя ничего не знала о матери Николая, только то, что его родители развелись много лет назад, и сына без проблем отсудил отец, но зато уже успела увидеть весь набор негативных черт характера своего свекра. Можно без труда себе представить, как он третировал сына, давил на него, требовал, вряд ли осознавая, что воспитание — это не только кнут.
— Я постараюсь сделать все, чтобы Николай был счастлив, — вслух пообещала себе Надя.
Домой вернулись после полудня, решили, что не помешает переждать самую активную жару в их домике, включив кондиционер. Надя горела нетерпением еще послушать о мистере Корсо, о том, как он открывал перед Коленькой все тайны ремесла не только фотографа, но и художника, о чем они беседовали, мечтали, как развивалась их дружба, привязанность. Обладая неуемной фантазией, Надежда представляла себе их в студии, совместные прогулки, выбор места съемок. Наверняка, мистер Корсо не только учил Коленьку тому, зачем сюда ходили ученики, но и многому другому. В нем ощущались качества, который мог привить добрый, мягкий, отзывчивый человек, неравнодушный к чужой боли, способный пожалеть и утешить…
Николай вышел из душа с замотанным на бедрах полотенцем, Надя сидела за столом и, наверно, уже в сотый раз рассматривала папку с рисунками. Эти нехитрые наброски раскрывали перед ней не просто одно из дарований ее мужа, нет, нечто большее — она поражалась сложности и многогранности его натуры, имела возможность видеть эти грани, открывая их постепенно, не сразу.
— Не думал, что тебе так понравится мое художество, — проходя мимо, заметил Николай. Расчесывая влажные кудри, он наблюдал за женой. Она покусывала нижнюю губу, о чем-то напряженно думала и по-прежнему перебирала его рисунки.
— Очень нравится, — медленно произнесла она, потом подняла глаза, сделала движение плечами, словно встрепенулась. — Ты напрасно не стал этим заниматься профессионально.