— Ну да, — призналась Надя, — не вижу ничего смешного, — вознамерилась было обидеться, но Николай так искренне и от души хохотал, что она передумала. Даже и не подозревала, что он способен так смеяться. Будто миллионы бриллиантовых искр засветились в его глазах, а ямочки на щеках, оставленные поцелуями ангела, затронули в ее душе самые нежные и звучные струны…
— Если ты пила коньяк, — сказал Николя сквозь смех и вдруг умолк, — да еще сняла рубашку, — он только сейчас заметил, что она лежит рядом обнаженная, одеяло съехало вниз, открывая взору грудь, — все-таки ты думала о близости?
— Ну, вот еще! — Надя отвела в сторону тянущуюся к ее груди руку и отодвинулась на другой конец кровати.
— Немедленно двигайся сюда! — раздалось притворно сердитое требование.
— И не подумаю! — Надя скорчила забавную гримассу.
— Как девчонка, честное слово! — Фертовский уселся на кровати и грозно сложил руки на груди.
— Я и есть девчонка, — не стала спорить она.
— Тогда иди сюда! Я хочу, чтобы ты придвинулась ко мне, — он хитро улыбнулся, — ну, пожалуйста, я должен кое-что сказать.
— Только сказать?
— Не только, — он протянул руку, — ну, иди ко мне, мое сокровище бесценное. Любовь всей моей жизни, моя Наденька.
Ей так понравились его слова, что она, больше не медлила. Они одновременно устремились навстречу друг другу. Объятья, горячие поцелуи. Оторвавшись на секунду от разгоряченных губ Надежды, Николай перевел дыхание.
— Я едва уговорил тебя остаться, — пожаловался Николай, откинувшись на подушку, Надя пристроилась у него на плече, — ты не хотела близости?
— Ничего подобного, я переживала не меньше твоего. Мне даже не спалось.
— Мне тоже.
— Но ведь ты, — она замялась, — я видела, как ты спал.
— Значит, ты наблюдала за мной?
— И ты тоже. Ведь ты видел, что я ушла.
— Да, видел, — признался он, — видел и очень страдал, — он опять принялся ее целовать, а руки гладили. — Но ведь и ты проявила свое коварство: вышла из душа вся такая недоступная, как в доспехах, демонстративно закуталась в одеяло и отвернулась, дав понять, что не хочешь быть со мной этой ночью.
— Это ты дал понять, что я тебя не привлекаю, — возмутилась она и даже махнула рукой, — поэтому я и ушла, — она сделала паузу, — пить коньяк! Чтобы хоть как-то себя утешить. А потом решила попытаться тебя соблазнить.
— Соблазнить? — он невольно улыбнулся.
— Ну да, как дурочка стояла и смотрела на твой затылок. А ты делал вид, что тебе все равно. Ты, наверное, так привык к тому, что тебя дамочки соблазняют сами, что уже и не реагируешь.
— Были ситуации, конечно, — в его голосе чувствовалась ирония, — но так изящно еще никто меня не соблазнял: сначала полное безразличие, включая томительное пребывание в душе, выход в рубашке твоей прабабушки и ныряние в постель, а потом распивание в одиночку коньяка и скромное стояние возле моего дивана.
— А коньяк и правда хороший, — призналась Надя, — можно иногда я буду опрокидывать рюмочку? — пошутила она. — Ведь именно после этого волшебного коньяка я перестала вести себя так нелепо.
Фертовский опять засмеялся. Шутить над собой умела только Надежда Андреева.
— Я люблю тебя! Люблю всей душой, Наденька!
— Чему ты улыбаешься? — спросил Николай, когда они уже вышли из аэропорта, взяли такси — одну из самых приличных на вид машин, она была раздолбана меньше всех, и стали загружать чемоданы.
— Так, кое-что вспомнила, — Надя посмотрела на чудесное голубое небо Сейшел, легкий ветер стал заигрывать с ее волосами. Воздух был теплым и даже вкусным. Шоколадно-смуглый таксист, настоящий креол, глянув на Надю, цокнул языком. Когда сели в машину, он простодушно спросил у Николая про его спутницу. Правда, спросил так непонятно, что Фертовский, знающий королевский английский с детства, так как жил в Лондоне почти до российской перестройки, с трудом понял креола.
— Моя жена, — ответил Николай, чеканя каждый слог. Креол обернулся, опять посмотрел на недоуменную Надю, обнажил молочно-белые зубы в широкой улыбке.
— Мсье богатый человек, очень богатый, — сказал таксист. Николай сдвинул темные очки на кончик носа и в ожидании объяснений уставился на таксиста, — на моей Родине пышнотелая женщина считается огромным богатством.
Глава 4
Такого рода высказывание можно было расценить как угодно: от искреннего желания сделать просто комплимент гостям до попытки заигрывания с чужой женой на глазах у мужа. Правда, Надя плохо расслышала, что сказал таксист, скорее, догадалась по реакции мужа да по взглядам, которые то и дело на нее бросал креол, посматривая в зеркало. Фертовский сдвинул брови, поправил очки, что-то ответил таксисту, у того улыбка сразу сползла набок. И хотя он был добродушным малым и не комплексовал при общении с богатыми путешественниками из «больших стран» — обиделся, правда, ненадолго. Решил извиниться, объяснив, что не хотел ничего дурного. Кажется, господин принял извинения, по крайней мере, кивнул и скупо отвечал на вопросы. Оказывается, уже был на островах, и весьма высокого мнения о них, неплохо ориентируется на местности и даже знает историю Сейшел, чем вызвал у креола настоящую гордость.