– Не стрелять!!!
Поздно. Немец успел дважды нажать на спуск, злобно оскалившись, но обе пули достались бойцу, до того столь удачно положившему последнего вражеского автоматчика. А в следующий миг раздался отчаянный вскрик:
– Сашка!!
И прогремевшая слева очередь трофейного МП-40 срезала врага…
Со всех ног бегу к офицеру, иррационально надеясь, что противник всего лишь ранен. И он действительно ранен – смертельно. Кровь густо течет сразу сквозь четыре дырки в животе и из раскрытого рта, жадно хватающего воздух.
– Дурак! Мог бы жить!
Немец с видимым трудом ответил, делая короткие паузы между словами:
– В плену… У большевиков… Не выжить…
– Идиот… Это ложь! В отличие от вас, выродков, мы над пленными не издеваемся!
– Не смей меня обманывать, большевик… Скоро ты умрешь… Вы все здесь умрете…
– Даже не надейся, урод! Раздолбали мы вас! И Берлин в сорок пятом взяли!
Но обер-лейтенант – если это действительно его звание – меня уже не слышит. Глаза его неподвижно замерли, глядя в небо, а дыхание прервалось. Сплюнув от досады, я двинулся к замершему у убитого товарища раненому бойцу.
– Знаешь по-немецки?
Разведчик коротко, но очень злобно посмотрел на меня, процедив сквозь сжатые зубы:
– Нет!
После чего развернулся к павшему и тихо запричитал:
– Сашка… Братик… Как же так! Как же так! Из-за немчуры проклятой…
Брат, значит, не товарищ. М-да… Жаль погибшего парня. Но если бы не этот поиск, они бы здесь все в землю легли. А так еще есть шанс…
– Ну что, Самсонов, привел языка в штаб?
Под насмешливым взглядом капитана-особиста я, однако, не теряюсь и невозмутимо отвечаю:
– Нет. Но всю необходимую информацию я у немца получил.
Начальник отдела аж замер и с явным подозрением спросил:
– Это ж какую информацию он сообщил?
Развернувшись лицом к непосредственному командиру, я поймал взглядом его глаза, а после неторопливо, веско заговорил:
– Артиллерийская подготовка немцев начнётся в четыре часа пятнадцать минут утра 8 мая. По нашим позициям. Бить будут всей гаубичной артиллерией 28-й легкопехотной дивизии, также удар нанесут восемь батарей реактивных систем залпового огня. В районе пяти утра начнется высадка морского десанта в нашем тылу. Также немец сказал, что одной только 28-й дивизии переданы около сорока трофейный французских танков и штурмовых орудий, в частности новых, с очень мощными противотанковыми пушками. А за ними развернулась 22-я танковая дивизия, в ней больше двухсот танков. Причем более четверти – поступившие из Германии новые машины с удлиненными орудиями и усиленной броней. Напоследок немец сказал, что скоро мы все здесь умрем…
Ну, последнее – чистая правда. А вот обо всем остальном я узнал еще до запуска второго в моей жизни «погружения». И хотя особист несколько поплыл после моего «убедительного» взгляда, спросил он все же с недоверием:
– Что, и вот он тебе все успел рассказать?
Я как можно более равнодушно пожал плечами:
– А чему тут удивляться? Он был ранен, плюс болевой шок, очень хотел жить – молодой еще. Я пообещал, что окажу ему всю необходимую медицинскую помощь, но мне нужна информация – когда, где, какими силами… Он поначалу поверил, говорил заискивающе, быстро, а когда стало хуже и понял, что умирает, добавил про новые танки, про самоходки с мощными пушками.
– Так, может, это все бред умирающего?!
– Бред, не бред, товарищ капитан, а проволоку ночью сегодня резали, и не в одном месте.
Особист вновь настороженно насупился и вновь попал в ловушку моего взгляда, успев все же подозрительно произнести:
– А откуда тебе было знать, что к проволоке немцы полезут?
– Так я же говорил, чуйка у меня. Хотели в поиск пойти к фрицам, а тут вдруг понял я, что надобно обождать.
Однако, видя колебания начальника, я добавил после секундной паузы:
– Но, по совести сказать, очко заиграло. Прямо очень страшно стало к немцам лезть, решил обождать да подумать, как лучше поступить. А оно вон как вышло – сами к нам полезли.
Мое признание в собственном страхе подействовало на главу особого отдела успокаивающе. Встав, он протянул мне листок чистой бумаги.
– Пиши рапорт, как все было, и главное – сведения немца. Передам комдиву.
Я согласно кивнул, потянувшись к чернильнице, но потом замер и твердо произнес вслух:
– В ночь с седьмого на восьмое дивизию нужно отвести от противотанкового рва.
Капитан только качнул головой и даже улыбнулся уголком рта – словно хорошей шутке. Тогда я повторил: