«Жизнь становилась богаче и интереснее, — сообщает биограф, — прежнего „тренера Женю“ напоминали разве что короткая стрижка и глубокий косой шрам на щеке. Теперь это был массивный смуглый мужчина, неизменно в черном костюме и карикатурно маленьких черных очках на выхоленном круглом лице…
Он лелеял жену и дочь (вообще-то у Поданева было трое детей), отдавая дань общественным условностям, но скован этими условностями не был. Смазливые обитательницы ночных баров почитали за честь „пройти обкатку“ в уединенной крепости, где в процессе конкурсного отбора сколачивались бригады жриц любви для отправки в страны Магриба…»
Как и многих его сотоварищей по бизнесу, Поданева отличала тяга к «средневековой» невысокого пошиба эстетике.
Он выстроил себе дом-замок над стометровым обрывом мыса Феолент (именно на том месте, о котором писал Пушкин: «… К чему холодные сомненья, я верю, здесь был гордый храм…»).
Над воротами «крепости» была прикреплена выполненная на высоком художественном уровне табличка: «Стой! Здесь ломают позвоночники».
Когда в день убийства Папы сюда нагрянули оперативники, их поразила своеобразная отделка внутреннего помещения-бункера, где мраморные полы и стены украшали охотничьи трофеи — шкуры и рога разнообразных животных.
Еще более, однако, их поразила охрана этого особняка — на часах внутри замка стояли тренированные морские пехотинцы в полной парадной форме.
Одним из основных развлечений Папы были полеты на принадлежавшем ему спортивном французском вертолете небесно-голубого цвета. Регулярно Поданев в сопровождении охраны и друзей совершал облеты территории, где он некогда работал егерем и которую считал «своей». Он любил внезапно «падать с неба» на отдыхавших или работавших людей и являть перед ними свой гнев или, напротив, царскую милость.
Так, однажды его вертолет приземлился близ лагеря археологов. Папа воспользовался гостеприимством ученых, расспрашивал подробно о новых находках, а прилетев повторно, одарил этих «странных», сточки зрения бандитов, людей ящиком водки и собственноручно преподнес руководителю экспедиции весьма дорогостоящие вещи, отобранные им у грабителей древних могильников.
Папа любил порядок.
Страсть к полетам, которую Папа привил и своему окружению, один раз обернулась трагедией. Совершая увеселительную прогулку, любимый вертолет Поданева зацепил лопастью линию электропередачи и рухнул на землю. Погибли несколько ближайших друзей Папы, в том числе известный ялтинский криминальный авторитет.
Еще одним, также традиционным в его кругах, увлечением было холодное оружие, которое он покупал даже в Европе. Его французский друг, например, подарил Папе кинжал Геринга. При обыске, произведенном в «допартийный» период, когда милиция еще смела беспокоить Папу, в его квартире и загородном доме были изъяты три ружья со сменными стволами, кортик, охотничий нож, не говоря уже о таких мелочах, как четыре радиостанции, наручники, патроны…
Вообще Папу очень многое связывало с Францией, он любил эту страну, мечтал со временем насовсем перебраться на берега Сены. Есть сведения даже, что умер Папа, уже будучи французским гражданином, владельцем нескольких предприятий и прочей недвижимости в этой стране.
Конечно, не эти подробности биографии Поданева, в общем-то обычные для отечественных мафиози средней руки, привлекали к Папе пристальное внимание средств массовой информации и не только их. Было в деятельности Папы нечто такое, что действительно сделало его выдающимся деятелем эпохи «криминальной революции».
Это созданная им Христианско-либеральная партия Крыма — единственная, как представляется, на то время в бывшем СССР политическая организация откровенного криминалитета.
Уже с самого начала своей специфической деятельности в конце восьмидесятых годов Евгений Владимирович, в отличие от своих более простых коллег, уделял большое внимание, так сказать, общественному содержанию своей работы.
Это была не какая-то мелкая благотворительность. Папа построил реабилитационный плавательный бассейн для детей-инвалидов, организовал спортивную школу, где могли бесплатно заниматься городские подростки. Были широко известны его щедрые пожертвования на дело восстановления севастопольских храмов (севастопольский иерей отец Георгий был в числе его союзников) и так далее. Все это, естественно, широко и «правильно» освещалось в средствах массовой информации, так что до сих пор в глазах тысяч сограждан он возвышается как благодетель и настоящий хозяин, невинно убиенный настоящей (далее обычно разъясняется, какой именно) мафией.
Он предпочитал водить знакомства в высших эшелонах городской власти, среди высшего командного состава Черноморского флота и ВМС Украины (вспомним охранников-морпехов в поданевском замке. Через фирму «Лела» он даже пытался приобрести запасной командный пункт Черноморского флота. Странно, что не приобрел: распродажа ведь шла полным ходом, как бы на металлолом были проданы, например, два тяжелых крейсера-вертолетоносца, причем по первому из них, крейсеру «Ленинград», деньги были уведены от бюджета полностью, посредническая фирма с миллионами долларов испарилась…).
Он установил крепкие контакты с представителями депутатского корпуса России (некоторые из которых сразу же зашумели об «особом статусе Севастополя»), Украины и Крыма, ну и естественно — с чиновниками правительства Украины и автономии.
Впрочем, его планы простирались куда дальше административных границ города, автономии и даже государства.
Можно только догадываться, о чем он думал, сидя в своем замке на мысе Феолент: не о деятельности ли во всеэсэнговском или мировом масштабе? Но начинать он решил с Крыма.
Итак, немного политики, без которой не обойтись.
После распада Союза полуостров, переданный в 1954 году по волевому решению Н. С. Хрущева из состава РСФСР в состав Украинской ССР, оказался в специфическом положении: оставаясь частью Украины, он еще в феврале 1991 года приобрел административное самоуправление, после того как 20 января большинство крымчан высказалось за воссоздание автономной республики.
Была принята конституция, по оценке экспертов достаточно совершенная, был избран президент, назначено правительство, впали в раздвоение личности силовые ведомства, вынужденные подчиняться кто двум, а кто и больше хозяевам, появились первые указы по распоряжению драгоценной недвижимостью, находящейся на крымской земле, — в общем, «процесс пошел».
Два года после этого полуостров фактически был как бы и украинским, и не совсем, представляя собой своеобразную территорию с неустоявшимся статусом, несформированными государственными и очень своеобразно подчиняющимися то Киеву, то Симферополю силовыми структурами и сумбурной политической системой.
Киев, опомнившись от шока первых дней крымской независимости, начал методично урезывать ее и в этом деле преуспел. Симферопольские же политики оказались кто дилетантами, кто дешево покупаемыми политиканами, кто клинически близорукими, кто перевертышами — в общем, как везде, только еще похуже. Они трепыхались, сдавали друг друга, заключали и разрывали альянсы, ничего не смогли противопоставить методичному нажиму и постыдному подкупу — и в конечном итоге, вопреки совершенно однозначно выраженной воле абсолютного большинства крымчан, проиграли вчистую.
Но это тоже было процессом, продолжалось годы и до сих пор еще не завершилось окончательно, а в поданевскую пору процесс был в самом разгаре. Еще многие в Крыму верили, что независимость — это всерьез, еще бурлили митинги и устраивались голодовки, еще крымский Верховный Совет и правительство (уже не сабуровское, пока, по-видимому, единственное, которое пыталось работать не только на свои интересы, а и на общую перспективу) принимали многочисленные нормативные акты, которые до неизбежного времени отмены их Киевом успевали наделать много пользы — немногим, а много вреда — всем остальным…