В любом случае скотоводам-кочевникам необходим обмен с земледельцами – для получения от них плодов земли и ремесленных изделий. Как более мобильные, более боевитые они всегда по возможности стремились дополнить отношения эквивалентного обмена отношениями подчинения. И в случаях более-менее мирного этногенеза, когда знать скотоводческих племен претендовала на то, чтобы стать по крайней мере ядром элиты зарождающегося нового сообщества. И тем более в случаях завоевания, покорения. Нередок был вариант, когда скотоводы-кочевники превращались в хронических хищников и у них складывалось «набеговое хозяйство» – как то было в случае Крымского ханства.
Классическое сообщество кочевников – это то, которое ведет образ жизни, связанный с разведением домашних животных и постоянными, на сторонний взгляд порою бессистемными, перемещениями в поисках пастбищ для них. Вероятно, настоящий номадизм, а не полуоседлый, сложился на рубеже II–I тысячелетий до н. э. в степях Евразии. Для того чтобы это произошло, нужны были условия. Главное – выведение особых, неприхотливых и достаточно продуктивных пород скота, а также не просто одомашнивание лошади (впервые оно произошло, вероятно, в приволжских или причерноморских степях в IV тысячелетии до н. э.), а такое, чтобы человек мог чувствовать себя настоящим всадником, одним целым со своим конем (кентавром, если позволите привлечь мифологический образ, который, собственно, вследствие потрясения от такого зрелища и возник, и не в Греции, а в Передней Азии – как результат нападения кочевой орды). Это было совершенно необходимо как для перегонки огромных стад, так и для битвы.
А еще необходимо было высокое чувство солидарности – родовое, племенное, а затем и ордынское. Иначе оторванные друг от друга на большие расстояния общины не смогли бы противостоять любому сплоченному нашествию. Вот почему из необъятных степей, по которым сутки скачи и никого не встретишь, при необходимости являлись армии в сотни тысяч всадников. А еще кочевники всегда обладали высоким чувством собственного достоинства и чувством справедливости. И потому, что привыкли постоянно принимать ответственнейшие решения, и потому, что в своей организации большинство кочевых сообществ, даже межплеменных, не пошло дальше военной демократии. И не живи в душах представление о высшей справедливости, межобщинная рознь могла погубить всех. Отметим только, что справедливость понималась в духе условий и времени. Например, трусливый, малодушный, слабый не заслуживал жалости, а только презрения (а к таковым могли отнести и земледельцев вообще).
История всадничества – широкого применения кавалерии в бою – насчитывает около трех тысяч лет. Но до этого была эпоха колесниц. Однако впрягали в них поначалу не лошадей: на знаменитом шумерском «штандарте» (своеобразной аппликации из цветных материалов) XXVI в. до н. э. на тему военной победы видим запряженных в телегу с высокими бортами и на четырех сплошных деревянных колесах не то онагров, не то одомашненных африканских ослов. Выглядит это атакующее средство слишком массивным, неповоротливым, но задача состоящего из двух человек экипажа была, очевидно, не столько в собственноручном истреблении неприятеля (стрелами, дротиками, копьем), сколько в прорыве всей тяжестью ослов и телеги сомкнутого вражеского строя – каковая протофаланга стала применяться тогда в Месопотамии.
Индоевропейцы переняли это изобретение (первыми, вероятно, хетты), но существенно его усовершенствовали. В двухколесную колесницу впрягали от одного до четырех коней, а сама она была намного легче прототипа: этому способствовало изобретение колес со спицами. Экипаж состоял обычно из возницы и лучника – он же орудовал копьем и дротиками, скорость которых из-за сложения движений значительно возрастала. Но, как видим в «Илиаде», реалии которой, можно полагать, не очень отличались от более ранних хеттских (троянцы, скорее всего, были хеттам этнически близки), колесницы чаще были не подвижной «огневой точкой», как махновская или буденновская тачанка, а средством доставки: выбрав себе достойного соперника, облаченный в медные доспехи аристократ спешивался – и начинался поединок.
Утверждение всадника на спине лошади, помимо практических результатов этого достижения, было актом великого мужества. Потребовались века, чтобы изобрести эффективную узду – с удилами, псалиями и поводьями, подковы, седло, шпоры, – наконец, стремена. А ведь когда начинали, ничего этого не было. Смельчак держался за гриву коня, изо всех сил сдавливая внутренней поверхностью ног его бока, а под собой имел разве что подстилку. А какая нужна была сноровка, чтобы просто залезть на лошадиную спину? Отчаянные же ребята были эти первые кавалеристы!