Замысел сохранялся в строжайшей тайне — было ясно, что успех будет обеспечен совершенной скрытностью и внезапностью действий. Детальная разработка плана была поручена начальнику штаба корпуса генералу Б.А. Штейфону. Он провел тщательную рекогносцировку маршрутов выдвижения, собрал необходимый статистический материал о районе предполагаемых боевых действий, выполнил расчет сил, средств и материально-технического обеспечения задачи. «Большим достижением генер<ала> Штейфона, — пишет В.К. Витковский, — явилось то обстоятельство, что путем секретных переговоров с греками ему удалось заручиться их поддержкой. Греки были юридические, а в глубине полуострова и фактические хозяева положения. Их сочувствие нашему плану имело громадное значение. Как результат этих секретных переговоров было достигнуто то, что греческая администрация и греческие военные власти по указанию из центра должны были оказать полное содействие русским войскам по их выходе из Галлиполи. Обещание греческой помощи было особенно ценно, так как оно сводилось главным образом к снабжению от местных жителей проводниками, перевязочными средствами и продовольствием на все время движения»{144}.
Чтобы подготовить войска к внезапному выступлению и при этом не вызвать каких-либо подозрений у французов, в программу обучения войск были введены ночные «тревоги». Первым по «тревоге» было поднято Алексеевское военное училище. Ни руководство училища, ни его юнкера не знали об истинных целях этого мероприятия. А между тем на его основе были уточнены показатели готовности войск, мобильности хозяйственных подразделений, выявлены недостатки. Корпусу объявили, что он должен быть готов в любой момент выступить походным порядком в балканские страны. Требование казалось вполне обоснованным и ни у кого подозрений не вызвало, так как в это же время велись официальные переговоры Врангеля с Сербией и Болгарией. Однако французы продолжали внимательно следить за всем, что происходило в войсках корпуса.
Нужно иметь в виду, что самостоятельный уход русских на Балканы, не выдержавших голода и невыносимых условий жизни, французов не устраивал — это могло бы вызвать международный скандал. Их цель по-прежнему была другой — распустить, или, как тогда говорили, распылить армию Врангеля.
Получив достоверные данные от своего коменданта в Галлиполи о серьезной подготовке русских к рейду в Болгарию, французское командование решило показать, что не допустит этого.
Как уже говорилось, Галлиполийский полуостров соединяется с материком Булаирским перешейком. Чтобы двинуться на Балканы, его неминуемо нужно было преодолеть. Дорога же, идущая через перешеек, так близко подходила к морю, что у штаба корпуса появилось серьезное опасение попасть под губительный огонь французской корабельной артиллерии — миноносца и канонерской лодки.
Параллельно с учениями русских войск французы стали проводить свои, чтобы на них показать, что ожидает армию Врангеля, если она все же решится на движение по Булаирскому перешейку. Кутепов и его штаб и без того знали о существовании такой опасности, но хотели убедиться, насколько она реальна. И тут французы сами помогли. Они пригласили на свои учения генерала Кутепова, а тот взял себе в переводчики опытного артиллериста генерал-лейтенанта Карцова. Последний без особого труда в ходе стрельбы французских кораблей по перешейку установил, что действенность этого огня близка к нулю. Благодаря особенностям топографии местности снаряды или перелетали дорогу, или попадали в гряду, прикрывающую ее со стороны моря. Так благодаря оплошности французов было преодолено последнее препятствие в разработке намеченного плана.
После всех разработок Кутепов отправил своего начальника штаба для секретного доклада лично Врангелю. Главнокомандующий внимательно изучил документ и одобрил как сам план, так и его подготовку. По словам генерала Витковского, суть плана заключалась в следующем: «Внезапным ночным налетом разоружался сенегальский батальон, расположенный за городом по соседству с Сергиевским артиллерийским училищем. Подобное задание не представляло никакой сложности для белых войск. Разоружение сенегальцев было возложено на авангард, дабы, имея в виду последующие действия, он мог бы вооружить себя сенегальским оружием. По выполнении своего первого задания авангард должен был, не задерживаясь, двигаться форсированным маршем, чтобы возможно скорее захватить чаталджинскую позицию, прикрывающую Константинополь»{145}.
«Не менее ответственная задача при выходе из города, — пишет Витковский, — возлагалась на арьергард. Он обязан был обезвредить французское командование в Галлиполи, прервать его связь с миноносцем и Константинополем, вывезти все артиллерийские, интендантские и иные потребные нам запасы, не допускать никаких аморальных эксцессов и в случае подхода из Константинополя морской или иной пехоты удерживать таковую, чтобы дать время и возможность остальным силам корпуса беспрепятственно выполнять свое назначение»{146}.
Вскоре Кутепов провел секретное совещание, где уточнил задачи и распределил силы по эшелонам.
Страсти в Галлиполи продолжали накаляться. В один из дней демонстрацию силы провели дроздовцы. С винтовками наперевес они прошли перед командованием корпуса, показав необычайную слаженность. В городе произошло несколько неприятных для французов инцидентов, поэтому гарнизон сенегальцев начал срочно укреплять свою оборону, а греки и турки, предчувствуя грозные события, закрыли свои дома и лавки. Авторитет Врангеля по-прежнему был высок. Среди солдат в те дни рассуждали так: «Как Главнокомандующий скажет, так и сделаем. Скажет примириться — замиримся, скажет завоевать свои права — завоюем»{147}.
На этом фоне и завершилась подготовка операции, которая в случае успеха могла круто изменить положение галлиполийцев. Но ей не суждено было сбыться. Французы в очередной раз пошли на уступки. Их требования звучали уже не так настойчиво, а в снабжении армии произошли некоторые изменения к лучшему.
Однако агитационная обработка «сидельцев» продолжалась. На видных местах в городе и в полевом лагере французы расклеивали листовки, в которых говорилось о том, что только человеколюбие, а не политические цели побудили Францию приютить бежавших из Крыма русских офицеров и солдат; что за время «Галлиполийского сидения» люди имели возможность отдохнуть и теперь могли бы браться за честный труд.
Устную пропаганду среди младших чинов французы вели в основном в отсутствие офицеров, используя достаточно весомые аргументы, внушая, что жизнь в лагерях лишена всякого смысла, что армия нужна лишь Врангелю и его окружению — только при ее наличии они могут рассчитывать на финансовую поддержку различных государств и фондов, чтобы жить безбедно. Солдат также отговаривали от перехода в балканские страны, где их станут использовать как дешевую рабочую силу, и они вынуждены будут своим трудом содержать офицеров, которых становится больше, чем рядовых. Не у всех такие аргументы вызывали протест. Некоторые галлиполийцы и сами приходили к подобным выводам. В своем дневнике 24 апреля 1921 г. Г. Орлов, например, записал: «…работать в Сербии на других наших же русских, не знающих ни меры, ни предела, никто не захочет. И чего в самом деле они будут трудиться в то время, когда другие будут пьянствовать. Гораздо проще тогда разойтись и начать самостоятельную жизнь, по крайней мере, что заработаешь, то и получишь сам, а то эта военная организация во время работы всем и каждому хорошо известна»{148}.
И все же в целом агитация французов не находила поддержки. Листовки постоянно срывались, после чего возле них выставили посты сенегальцев. «Полны комизма были фигуры русских, с вытянутыми шеями пытавшихся с большого расстояния прочесть мелко написанное объявление, к тому же заслоненное воинственной фигурой сенегальца. И вот однажды предприимчивый русский шутник ухитрился заменить французское очередное объявление плакатом с надписью: "Первый армейский корпус верен и верит своему Вождю генералу Врангелю и туда только пойдет, куда он поведет". И под дружный хохот зрителей недоумевающий часовой еще долгое время сторожил этот плакат, деятельно отгоняя назойливую толпу русских весельчаков»{149}.