Центром сосредоточения казаков, поначалу кубанских, терских и астраханских, а потом и присоединившихся к ним донских, стал греческий остров Лемнос. Это один из самых больших островов Эгейского моря, с территорией в 477 квадратных километров. Он вулканического происхождения, поэтому имеет неровную, гористую поверхность, с очень небольшими клочками плодородной земли. В южной части острова, где когда-то под воду ушел вулкан Мозихл, образовался большой залив, с глубиной, позволяющей заходить в него крупнотоннажным судам{183}. Поэтому во время Первой мировой войны союзники устроили на острове свою военно-морскую базу. В северо-восточной части острова расположено большое озеро, пригодное для добычи соли.
На острове было два небольших городка: Кастро (население — 20 тысяч человек) и Мудрое (две тысячи человек) и около трех десятков деревушек, населенных преимущественно греками и частично турками. Дорог на острове, кроме небольшого шоссе, соединяющего оба городка, не было, и местные жители ходили тропами, а основным средством передвижения были ишаки.
И вот этот остров волею судьбы стал основным пристанищем для казачьих частей армии Врангеля, эвакуировавшихся из Крыма. Туда же прибыли и два казачьих училища: Атаманское, бывшее Новочеркасское, имевшее уже 50-летнюю историю, и Кубанское имени генерала Алексеева, сформированное во время Гражданской войны.
К прибытию казаков французы приготовили небольшое количество палаток, а основную их часть развернули сами казаки в указанных им французской администрацией острова местах. Как и в Галлиполи, палатки были рваные, многократно использованные, плохо рассчитанные на местные климатические условия. Автор книги «259 дней Лемносского сидения» С. Рытченков пишет: «Условия жизни в палатках, которые промокали даже от небольшого дождя и буквально были заливаемы колоссальными здешними ливнями, страшная скученность в них (так как в них помещалось до 12 человек), отсутствие одеял, даже соломы для подстилки, насекомые, холод — все это вызывало страшно удрученное состояние духа»{184}. Казакам вновь пришлось разоружаться. В Константинополе французы разрешили оставить кое-что из стрелкового оружия и все холодное — кинжалы и шашки. «Теперь же, — пишет С. Рытченков, — небольшой остаток винтовок и все шашки и револьверы, все кинжалы были сданы по требованию прибывших на борт французов. Разрешено было сохранить оружие только гг. офицерам. Жаль было смотреть, как не хотелось терским казакам отдавать свое родное оружие, с которым каждый из них провел не один год вместе, которое не раз спасало его от грозившей ему смерти. Молча, угрюмо бросать теперь свое оружие в общую груду. Другие ломали клинки или бросали в море»{185}.
Как и в Галлиполи, на острове присутствовала французская администрация. Возглавлял ее генерал-губернатор Бруссо. Он сохранил неплохие отношения с Врангелем, так как у Деникина был представителем Франции при Русской армии. Непосредственно в районе лагерей была еще французская комендатура с сенегальскими подразделениями и марокканцами. Комендантом был майор Бренн. Сразу же по прибытии на остров французы организовали запись казаков в свой иностранный легион. Командование казаков вынуждено было развернуть разъяснительную работу среди тех, кто поддался на уговоры французов. Командир Атаманского училища генерал-майор А. Максимов, например, узнав, что его юнкера начали записываться в легион, высказался так: «Не посмеется ли над вами судьба после? Ручаетесь ли вы, что вам не прикажут когда-либо штыки повернуть в нашу сторону? Почему в тяжелые минуты Родины вы спешите к неграм, отказываясь от помощи здесь?.. Разве хоть кто-нибудь способен оставить свое полковое знамя и донского орла поменять на африканского страуса?»{186}
Из-за суровых условий жизни на острове его иначе как «проклятый» не называли. Однажды несколько казаков, захватив шлюпки, попытались бежать, но все погибли в море. Вскоре на Лемносе появились свои «зеленые». Это были казаки, самовольно оставившие свои части. Дезертиры скрывались в горах, начали грабить местное население, используя утаенное от французов оружие. Отбирали деньги, баранов и продукты питания. Однако продолжалось это недолго. Из казаков-разведчиков и юнкеров было сформировано два отряда, которые обнаружили место расположения банд и в коротком бою уничтожили их{187}. 4 декабря на остров Лемнос прибыл из Константинополя на французском броненосце генерал Врангель. Он провел строевой смотр казачьих частей, после чего выступил перед ними. Ничего утешительного для себя казаки от него не услышали. «Богу известно, сколько придется здесь быть, когда возвратиться и снова служить на пользу Родины, — сказал он. — Большевизма в России не будет. Красная нечисть рассеется… Когда это будет — неизвестно… Временно вы будете пребывать здесь, где сосредоточились храбрые, сохранившие свое лицо, которые приобрели уважение к себе всех честных людей… Появление здесь нас было неожиданным, и все, что было в силах человеческих, — для вас делается…»{188}. В это же время на Лемносе была проведена и реорганизация кубанских частей. Их свели в две дивизии. Еще раньше высшим представителем своей власти на острове Врангель назначил командира корпуса генерала М.А. Фостикова. Однако он не считался с местными представителями кубанских органов власти. Вскоре из-за этого члены кубанского правительства Скобцов, Попов, Спесивцев и Русанов подали в отставку. Более всего обострились отношения у генерала Фостикова с заместителем кубанского атамана Винниковым, который позже так охарактеризовал поведение командира корпуса: «Фостиков вел себя чрезвычайно легкомысленно, попустительствовал грабежам и насилиям. Произвол творился днем и ночью. В казачьей среде росло недовольство, шел глубокий ропот против этой разнузданности, были все признаки приближавшегося бунта. Я несколько раз обращал внимание генерала Фостикова на недопустимость его поведения. Фостиков вел против меня как заместителя кубанского атамана недостойную интригу. Меня то требовали к ответу перед особой комиссией, учрежденной при содействии генерала Фостикова, то держали под арестом»{189}. Воспользовавшись прибытием на Лемнос генерала Врангеля, Винников попытался доложить ему о деятельности генерала Фостикова. Однако Главнокомандующий принял сторону командира корпуса и даже пригрозил Винникову, что лично пристрелит его тут же на пристани, где происходил этот разговор.
Столь резкая реакция Врангеля легко объяснима, если учесть, как складывались отношения у него и его предшественников — М.В. Алексеева, А.И. Деникина, Л.Г. Корнилова — с казачьей верхушкой. Яблоком раздора между ними служила разница в лозунгах Белого движения. Вожди Добровольческой армии придерживались твердо лозунга «За единую и неделимую Россию», а донские и кубанские руководители во время Гражданской войны то требовали полной государственной независимости, то широчайшей автономии. Это приводило к тому, что донцы, например, заявляли о намерении защищать от красных только свои станицы и хутора, а кубанцы осенью 1919 г. вообще бросили фронт. Казачий сепаратизм никогда не давал добровольческому командованию полного права распоряжаться Донской и Кубанской армиями, хотя командование армиями и тяготело к добровольцам. Но мешали их войсковые атаманы, правительства и Кубанская рада.