Французы рассчитывали уже в лагерях превратить армию в обычных беженцев. Однако Врангеля такой вариант совершенно не устраивал. Правящие круги Франции считали это иллюзией и настойчиво требовали роспуска армии, чтобы снять с себя бремя расходов на нее.
Нельзя сказать, что Врангель упорно не замечал, в какое положение он ставит Францию. В письме маршалам Франции он прямо говорит, что «…мы знаем трудное положение Франции, мы ценим ее щедрую помощь, ее гостеприимство, минувшее рыцарство. Мы стремимся всеми путями облегчить финансовое бремя, навязанное Франции нашим содержанием. Наши усилия отнюдь не бесплодны: из 150 000 человек, прибывших из Крыма, уже остается менее половины — примерно 60 000. Эта цифра уменьшается с каждым днем. Однако ускоренный роспуск армии способами, которые употреблялись, является проблематичным и чреватым последствиями со многих точек зрения»{206}. После того как предложения генерала Бруссо переехать если не в Россию, то во Францию, на Корсику или Мадагаскар не возымели должного действия, он 1 июня издает приказ, в котором сообщается, что Греция также готова принять русских беженцев, гарантируя твердый заработок в «15—20 драхм в день», что «вскоре будут присланы пароходы». Возможность устроиться в Греции была заманчивой, и желающих оказалось немало. Генерал Абрамов запросил греческие власти. Губернатор Лесбоса телеграфировал ему: «Земледельческих и никаких других работ нет. Русских не принимают. В случае приезда снимаем всякую ответственность»{207}.
Казаки также хотели осесть в балканских странах. 23 мая 1921 г. наконец-то в Сербию была отправлена 2-я Донская дивизия и 8-й Донской полк. Накануне отправки их свели в Гундоровский полк. Погрузка этих частей в корне отличалась от той, что была предпринята раньше, при отправке в Россию и Бразилию. Слышались песни, среди отъезжавших и провожавших царило приподнятое настроение. Уехало 1200 человек, а оставшихся твердо заверили, что теперь еженедельно примерно такое же количество лемносских «сидельцев» будут отправлять в Сербию и Болгарию. И действительно, уже 29 мая еще 2700 человек, теперь уже кубанцев, отправили в Сербию, а 4 июня Лемнос покинули оставшиеся кубанцы, вся лейб-гвардия и Донской технический батальон, всего около 2000 человек{208}.
Чем меньше войск оставалось на Лемносе, тем больше усилий предпринимали французы, чтобы распылить их. Уже в день отправки казаков-гвардейцев вышел категорический приказ французского генерал-губернатора, по которому донцов начали переводить на другую сторону залива, на освободившиеся от кубанцев места, а на следующий день появилось объявление о прибытии в лагерь из России председателя Бакинского нефтяного профсоюзного комитета Серебровского с целью предложить рабочие места шести тысячам рядовых казаков в Баку с гарантией безопасности и отправки по домам по окончании летнего сезона работы. Уже началась было запись желающих, как поступило известие о том, что шедший за этой партией казаков пароход «Рашид-паша» сел на мель в десяти милях от острова. Но через несколько дней корабль прибыл на Лемнос и вскоре увез в Россию более 2500 человек, в основном из бригады беженцев. Французы тут же направили на Лемнос еще один транспорт, но теперь желающих уехать в Россию было только шесть человек. Нашлись и помощники французам из числа казаков. К ним на службу перешел казак донской станицы Чернышевской некий Чиков. Его обязанностью было агитировать казаков на уход из частей и переезд в страны, предложенные французами: Грецию, Бразилию, на Мадагаскар и даже во Францию. Вскоре был объявлен и перечень профессий, в которых нуждается Франция: поденщики, землепашцы, ломовые извозчики, волопасы, пастухи, косари и дояры. Чикин вместе с офицером французской комендатуры объезжал на машине части и училища, француз перечеркивал объявления русского командования, а Чикин наклеивал распоряжения французов, чем вызвал ненависть своих земляков. Такое же отношение было и к двум делегатам от Кубанской рады — Фальчикову и Белашеву, работавшим в интересах Серебровского.
Попытка вмешательства Кубанской рады и ее председателя Л.Л. Быча в дела на Лемносе привели к неприятному инциденту с Платовским полком. Не признающий ни Врангеля, ни своего войскового атамана, Л.Л. Быч арендовал в Константинополе транспорт «Самара» и направил его на Лемнос за кубанцами, не зная, что за исключением двух сотен все казаки уже были перевезены в Сербию. Когда пароход прибыл на остров, командир Донского корпуса, не получив никаких инструкций по использованию данного судна, погрузил на него свой Платовский полк для отправки в Болгарию. Когда «Самара» прибыла в Константинополь, выяснилось, что Болгария отказывается принять неожиданно появившийся полк. Платовцев вынуждены были перегрузить на «Рашид-пашу» и снова отправить на Лемнос.
К началу сентября практически все казаки, находившиеся на Лемносе, были вывезены, а к середине месяца остров покинули последние его «сидельцы» — юнкера обоих военных училищ и штаб Донского казачьего корпуса. Казаки этого соединения были размещены в Болгарии, кубанцы — в Королевстве СХС. Кроме того, около тысячи донцов были устроены на земледельческие работы в Чехию, и до трех тысяч донских и кубанских казаков выехало на работы в Грецию{209}.
VII. НОВЫЙ ИСХОД
В конце лета наконец прояснился вопрос о выезде галлиполийцев в Болгарию и Сербию. Стали известны условия, на которых эти страны согласились принять части 1-го корпуса, и гарантии безопасности. Болгария готова была принять войска с условием, что расходы на их содержание будет компенсировать российская эмиграция. Сто тысяч долларов Болгария действительно получила. Их перевел на счета этой страны из Америки бывший посол России в США Б.А. Бахметев{210}. Италия и Франция с большим неудовлетворением восприняли укрепление балканских стран за счет российских войск, в то же время присутствие войск Врангеля в военных лагерях в зоне черноморских проливов уже никого не устраивало.
Заключенный весной 1921 г. договор «О приеме русских войск в Болгарии» вполне устраивал Врангеля. «Болгарское правительство, — говорилось в нем, — изъявляет согласие на прием: 1) не отдельных людей, но только вполне организованных частей, имеющих полную воинскую организацию, с командным составом… 2) части назначаются исключительно по выбору и указанию Главнокомандующего Русской армией; 3) при ручательстве Главного командования Русской армии, что части эти вполне дисциплинированны и что во время пребывания их на болгарской территории добропорядочность их поведения и полная внутренняя дисциплина будут поддерживаться русским командным составом, для чего ему последнему, предоставляется право осуществлять необходимые дисциплинарные меры»{211}.
Были оговорены также вопросы переброски войск от портов Варна и Бургас к местам их последующего размещения и питания в пути. «До прибытия и размещения по пунктам стоянок, а равно и первые несколько дней по прибытии, — говорилось в договоре, — части обеспечиваются, где это возможно, горячей пищей и кипятком… а где невозможно, сразу становятся на собственное артельное довольствие… Довольствие производится по обыкновенным кормовым окладам и по нормам продовольственного пайка, установленного для болгарских войск… Довольствие части ведут собственным попечением, получая авансы в месячном размере и производя закупки провианта»{212}. Особое внимание в договоре обращалось на условия содержания и «применение к работам» галлиполийцев. Подчеркивалось, что галлиполийцы должны содержаться за счет русских средств и не участвовать в работах, представляющих опасность для жизни. Оговорен был также порядок оплаты. В частности, предусматривалось отчисление половины заработной платы в основной фонд для обеспечения жизнедеятельности войск. Размер оплаты труда галлиполийцев должен был соответствовать уровню зарплаты по стране в целом{213}.
Договор предусматривал также, что «русские части не могут принимать никакого участия во внутренних делах страны или в ее внешних недоразумениях, равно как и не могут быть привлекаемы в таких случаях кем бы то ни было»{214}.