В этой стране русские были встречены с исключительным гостеприимством как со стороны властей, так и местного населения. Когда в 1932 г. соседняя Боливия попыталась силой оружия захватить спорную территорию, богатую нефтью, все они приняли участие в войне на стороне Парагвая, причем не как наемники, а как военнослужащие армии на командных должностях. Примерно четвертую часть всех парагвайских полков и отдельных батальонов возглавили русские{284}. «Парагвай, — пишет в своей статье "Русские офицеры" В.К. Абданскоссовский, — с бедной культурой, без всякой промышленности, должен был вести неравную борьбу с Боливией, которой помогали Северо-Американские Соединенные Штаты. Почти все мужчины-парагвайцы ушли на фронт, в городах и деревнях остались только женщины. Русские не могли оставаться безучастными к трагедии парагвайского народа и жертвенно помогли ему. Большинство русских офицеров были приняты на командные должности. Все они своей храбростью и знанием военного дела заслужили любовь подчиненных, признательность начальников и трогательную благодарность со стороны населения страны»{285}.
Русские потеряли половину своих товарищей. Погибли майор И. Оранжереев — начальник штаба 4-й парагвайской дивизии, командиры полков — майоры Касьянов, Салазкин, Серебряков-Арефьев, капитан Малютин и другие русские волонтеры.
Под началом генерала Беляева воевал тогда и лейтенант Альфредо Стреснер, будущий президент Парагвая. После трех лет войны Парагвай все же добился победы, и не последнюю роль в этом сыграло участие в войне русских офицеров. В одной из газет, издававшихся тогда в столице страны Асунсьоне, за подписью Терезы Ламас Карисимо де Родригес Алкала было помещено обращение к ним парагвайских матерей, которое заканчивалось словами: «От всех матерей, чьи сыны являются свидетелями вашей храбрости в битвах, я приношу вам, белые русские, сердечную благодарность парагвайской женщины. К своим (обращениям) Всевышнему я присоединяю новую молитву: да вернет Он вам вашу страну, которую вы потеряли»{286}.
Впоследствии, став в 1954 г. фактическим диктатором страны, генерал А. Стреснер распорядился — ни при каких обстоятельствах и никому не трогать русских, проживающих в Парагвае. Десять улиц Асунсьона были названы фамилиями русских добровольцев. Авторитет самого генерала Беляева среди местного населения был так велик, что только ему после войны правительство доверило очень ответственную миссию по расселению индейских племен. Беляев успешно справился с этой работой и сам поселился в созданной им первой оседлой индейской колонии.
В работе центральных органов Общества галлиполийцев в связи с описываемыми событиями наступила пауза. Но в отделах и отделениях жизнь продолжалась. В 1938 г. инициативу по возобновлению работы главного правления общества взял в свои руки генеральный секретарь общества штабс-капитан В.В. Полянский. Так как обстановка не позволяла провести полноценные выборы руководства общества, он с согласия отделов в разных странах приступил к реформированию главного правления. В результате вместо прежнего состава в него вошли председатели всех, кроме французского, отделов — генералы Зинкевич и Харжевский, полковники Левашов и Лукин. Полномочия генерального секретаря общества были продлены до новых выборов. Образованное таким образом временное главное правление позволило обществу перенести все тяготы и коллизии последующих, в том числе военных, лет. Судя по письмам, почтограммам, информационным бюллетеням и сообщениям, поступавшим в правление в предвоенные годы, на местах продолжался прием новых членов, читались лекции и доклады по актуальной тематике, проводился сбор средств для нуждающихся галлиполийцев{287}.
Особой активностью отличалась в это время работа Общества галлиполийцев в Чехословакии, прежде всего в г. Брно. Еще осенью 1921 г. правительство Чехословакии приняло на свое иждивение первую тысячу русских студентов. Здесь уместно привести слова, сказанные тогда же председателем Совета министров Чехословакии доктором Бенешем на съезде Русских Академических организаций за границей: «Для нас всех ясно, что будущность русского народа покоится в руках молодежи. Это элемент, который имеет для нас наибольшее значение, и забота об его образовании и воспитании является в то же время наиболее необходимой работой в интересах всего русского народа. Когда мы ставили себе вопрос, каким образом мы могли бы лучше всего помочь русской эмиграции, то только что высказанные мысли именно и привели нас к решению призвать в наши высшие и средние учебные заведения насколько возможно большее количество русской молодежи, чтобы дать ей возможность продолжить свое учение»{288}. Среди молодых офицеров-галлиполийцев быстро распространились сведения о возможности получить образование в Чехословакии. Разными способами, как правило тайно, без соответствующих документов и средств к существованию они проникали в эту страну. В своих воспоминаниях один из тех, кому удалось попасть на учебу в Чехословакию, — В. Альмендингер подробно описал свой путь туда. Получив разрешение командования оставить свою часть в Болгарии, он прибыл в Софию, где с большим трудом оформил паспорт и визу для выезда в Бразилию. Но ехать на самом деле нужно было в Австрию, в Вену. Прибыв туда, Альмендингер по уже отработанному его предшественниками методу вместе с группой таких же, как он, русских молодых офицеров нанял проводника для нелегального перехода границы с Чехословакией. Им оказался кубанский казак, уже несколько лет проживавший в Вене и зарабатывавший на жизнь таким образом. Преодолевали границу пешком, ночью, добрались до ближайшей железнодорожной станции и поездом прибыли в Прагу. Там они проникли в казармы, где проживали русские студенты, и с их помощью установили связи с Земгором (Объединенный комитет земского и городского союзов России). Его представитель помог будущим студентам оформить документы для легального проживания. Многим поступившим учиться в Праге и Брно Земгор назначил стипендии из тех средств, что выделило чешское правительство{289}.
В Праге к тому времени образовалось целых три студенческих союза. Первый — просто Союз русских студентов — национальный, второй — Русский студенческий союз (социалистический) и третий — «большевистский» Союз студентов. Бывших галлиполийских «сидельцев» не устраивало политическое лицо ни одного из этих союзов, и они, не выходя из головной организации, учредили Галлиполийское землячество. За основу его работы взяли положения устава Общества галлиполийцев. На собраниях землячества рассматривались вопросы взаимоотношений с остальной русской диаспорой, обсуждались политические события. Не снижался интерес к военному делу, его состоянию в Советской России. Были образованы даже своего рода курсы, для которых выписывались советские воинские уставы, добывались и изучались пособия по устройству боевой техники и оружия советской армии. Особое внимание было уделено военной доктрине, разработанной на Зарубежных высших военно-научных курсах генерала Н.Н. Головина в Париже. Само появление курсов для русской военной эмиграции было настолько важным, что о нем следует сказать отдельно.
История курсов тесно связана с галлиполийцами. У их истоков стояли Врангель, Кутепов и другие военачальники 1-го армейского корпуса. После переезда войск в Сербию и Болгарию осенью 1921 г. Врангель обратился к генералу Головину с предложением организовать военную академию и возглавить руководство. Выбор кандидатуры Головина был не случайным.
До Первой мировой войны полковник Николай Николаевич Головин был профессором Императорской Николаевской академии Генерального штаба, но за распространение новых взглядов, основанных на опыте русско-японской войны, был отправлен на фронт в должности командира полка. Ко времени предложения, сделанного ему Врангелем, генерал Головин уже приобрел большую известность как военный ученый и исследователь военного дела. Высшие школы многих стран, а также многие университеты приглашали его читать лекции о Первой мировой войне.