При подходе к турецким берегам на кораблях уже скопилось около 200 человек больных, в том числе заразных. Их потом собрали на одном пароходе и высадили в Константинополе, а в дальнейшем распределили в городские госпитали. Но заболеваний среди высадившихся в Галлиполи избежать не удалось, а лечить было нечем. «В совершенно целом и работоспособном виде, — отмечено в сборнике "Русские в Галлиполи", — прибыло только одно лечебное учреждение — 4-й госпиталь Красного Креста. Он, выгрузившись на берег 13 ноября, с 14 ноября уже начал прием больных всех категорий в отведенном ему помещении школы при французском католическом иезуитском монастыре…» {77}
Как следует из дальнейшего описания, небольшие помещения этого госпиталя тут же оказались заполненными, а больные все прибывали. Все они, и заразные и не заразные, лежали на полу без постелей, разделить их по заболеваниям не представлялось возможности. Больные, перенеся одно заболевание, тут же получали новое. Позже на 120 мест удалось развернуть 7-й передовой отряд Красного Креста, предназначив его только для заразных больных. Вскоре и здесь уже было 180 больных, и они тоже лежали на полу без постелей, в верхней одежде. Благодаря усилиям командования корпуса уже в декабре были открыты госпиталь Белого Креста и лазарет в пехотной дивизии, основная масса поступивших туда больных была заражена всеми видами тифа: брюшным, возвратным и сыпным. В день умирало по несколько человек.
И. Лукаш, переживший «галлиполийское сидение», писал о постигшей русских людей беде: «Ходит дизентерия в белых лагерях. Брюшной тиф поднялся от высохлой и глинистой лагерной речки и пошел шагать по палаткам российской гвардии. Москитная лихорадка, яростная галлиполийка, бросает мгновенно людей на койки. Люди горят, обсыхают потемнелые губы. В глазах темный дым жара. Люди не выживают от тифа. Люди, захваченные эпидемией, догорают мгновенно без сил, без борьбы. По лагерям бродит туберкулез…» {78}
Болезнь не щадила никого. 21 января умер генерал-майор A.M. Шифнер-Маркевич. Еще не оправившись от недавнего тяжелого ранения на Перекопе, он навещал в госпиталях больных офицеров и солдат своей дивизии, заразился там возвратным и сыпным тифом и сгорел буквально за три дня. В последний путь генерала провожал весь русский Галлиполи и даже пораженные грандиозностью траурного кортежа греки и турки {79}.
Тем не менее борьба с эпидемиями набирала темпы, вскоре греческий Красный Крест прислал свой госпиталь на 50 коек, с прибытием госпитального судна «Румянцев» наладили распределение больных по заболеваниям. Дали положительный результат и противоэпидемические мероприятия. В городе срочно оборудовали две бани, в одной из которых устроили дезинфекционную камеру. Теперь до 700 человек ежедневно могли мыться теплой водой и бороться с паразитами. Были взяты под санитарный контроль общежития, гауптвахты, наладили своевременную уборку мусора и туалетов в городе.
В лагере с эпидемиями тоже долго не могли справиться. Большая скученность людей в палатках, сон на земле, недоедание изнуряли людей. Борьбу с заболеваниями затрудняла большая нехватка дезинфекционных и лечебных средств. Но и здесь построили бани, дезинфекционные камеры. Теперь в своей бане в течение недели каждый имел возможность вымыться горячей водой, «прожарить» обмундирование и нижнее белье. Специально выделенные от частей команды регулярно убирали мусор, сжигали загаженные кусты. Усилился санитарный контроль за состоянием мест общего пользования, особенно за кухнями и источниками воды. С наступлением тепла количество выздоравливающих резко увеличилось, а к лету поступление заразных больных в госпитали сошло на нет.
Сильно подточило здоровье галлиполийцев и элементарное отсутствие необходимой одежды и обуви. Люди высадились не только голодные, но и полураздетые, в изорванной обуви, без белья. «При быстрой эвакуации, — вспоминает полковник С. Ряснянский, — войсковые части не могли запастись обмундированием, а армейские запасы сукна, кожи и пр., прибывшие на одном из больших пароходов, французы отобрали» {80}.
Некоторые пытались выходить из положения, делая из одеял теплые шаровары, но шинели заменить было нечем, и наиболее холодное время года большинство провело во френчах и одеялах. Лишь к началу февраля, когда люди обносились окончательно, поступила первая партия обмундирования, бельем обеспечили всех.
Не лучше было и с обувью. Из-за ее плачевного состояния переход из лагеря в город по непролазной грязи мог совершить далеко не каждый. Сапог на складах не было вообще, а когда выдали примерно каждому третьему ботинки, они тут же развалились.
Все это не давало командованию возможности придать частям и подразделениям должный воинский вид, поэтому было решено выходить из положения своими силами, не особенно надеясь на французов. Вначале командование потребовало, чтобы все имели погоны и кокарды, если их не было, знаки различия разрешалось рисовать чернильным карандашом.
Френчи тоже были далеко не у всех, и потому разрешили носить пижамы всех цветов, лишь бы на них были погоны и пояса. Носили также гимнастерки и куртки всех цветов: белые, серые, полосатые и даже розовые. Вид этой пестроты тоже не мог нравиться командованию, и для парадов были установлены однообразные белые рубашки. Их шили из пижам, больничных халатов, а также из бязи, вывезенной из Крыма. «Только корниловцы, — пишет тот же полковник С. Ряснянский, — по традиции белые рубахи перекрасили в черный цвет. Цветные фуражки шились из полотенец… приспособлялись и изобретали как только могли, лишь бы не терять воинского вида» {81}.
Перекрашивали вещи в греческой красильне. Ее услугами пользовались, когда кавалеристам надо было перекрашивать в синий цвет сшитые из одеял шаровары. Юнкерам некоторых училищ для ежедневных занятий выдавались гимнастерки, окрашенные в защитный цвет. Но больше всего красильня выручала, когда нужно было изготавливать цветные фуражки и пояса в соответствии с формой полков.
Таким образом постепенно удалось восстановить традиционную форму Добровольческой и Русской армий. Полки твердо придерживались своих цветов: Корниловский — черный с красным, Марковский — черный с белым, Дроздовский — малиновый, Алексеевский — красный. Военные училища тоже стремились восстановить форму прежних русских училищ, имена которых они теперь носили. Наиболее точно внешний вид своей формы, со своими бескозырками и двухцветными поясами, восстановило Николаевское кавалерийское училище. Чтобы обустроить войска и придать им воинский вид, потребовались различные мастерские. В городе был организован ремонт палаток, пошив военной формы, а потом приступили и к починке оружия. Артмастерской предстояло пропустить через себя почти все оружие галлиполийцев, а это были тысячи винтовок, револьверов всех систем, шашек, а также пулеметы. На состояние оружия пагубно повлияло пребывание на кораблях. Тогда его прятали от французов где попало, и оно в течение какого-то времени находилось в соленой морской воде, сильно заржавело, а часть его была просто неисправна.