Был он словоохотлив, и места знал, похоже, отлично. Рассказал, что людей в этой благодатной долине прибавляется с каждым годом, покупают земли у татар в Отузах, за тридцать лет население удвоилось. Осваивают и побережье.
По предложению Тани, уставшей трястись в тесной жаркой кабине, решили пройтись к морю пешком.
Долина была прекрасна. Среди склонов с виноградниками и редкими скромными усадьбами возвышались огромные тополя, а за ними в некотором отдалении торчали со всех сторон острые скалистые пики самых живописных форм. То поднимаясь, то опускаясь, дорога привела к морю. Здесь царствовал на берегу мощный белый особняк с готическими украшениями, с крепостным зубцами, похожим на замок. Был он в том стиле, который очень полюбился киевским застройщикам эпохи великого строительного бума рубежа XIX–XX веков, и, пожалуй, смотрелся бы очень скромно в общей линии застройки на какой-нибудь улице Гончара или Шелковичной. Но среди пустынных киммерийских каменистых холмов, в грандиозных декорациях горного амфитеатра Эчки-Дага и Кара-Дага, на берегу сверкающе-голубого моря, замок смотрелся жемчужиной.
— Дача самого Княжевича, — объявил о замке старожил, приятель Яхонтова. — А вон там, без ограды, — это дача Маркса.
— Какого еще Маркса? — спросил Михалыч.
— Генерала, Никандра Александровича. Дом у него в Верхних Отузах, а здесь дачу себе сделал. Наш Маркс — это человек особенный. И генерал, и ученый. Его тут все знают, особенно местные татары, которые побойчее, и которые по-русски хорошо говорят. Никандр-то Александрович у них все выспрашивает сказки ихние, прибаутки. Интересуется, что здесь раньше было. А у них же, у местных, тут поверья про кажную гору да про кажный камушек. Занятно рассказывают! Вот, к примеру, есть тут у нас горка, — дядька махнул куда-то в сторону, — татары ее называют Папас-Тепе, а по-нашему это будет Попова гора. Говорят, там святой похоронен, хаджи. И всякая здешняя татарка, ежели понадобится ей вернуть любовь утраченную, непременно пойдет на эту гору, святого просить. А на Карадаге, — дядька махнул в сторону Святой горы, — у них другого святого могила, посильнее первого будет. Тот все болезни лечит. А теперь, барышня, осторожнее, не споткнитесь, потому как труба.
Действительно. В пыли лежала бесконечная труба, уходившая в море.
— Это, барышня, морскую воду качать. На даче у господина Маркса устроена для морской воды ванна. Модное дело. В Судаке уж давно такое есть, а теперь вот и в наших отузских пенатах.
В стороне от моря, примерно там, где в знакомом Тане поселке Курортное стояла пятиэтажка, виднелось еще несколько домиков. А в целом, поселка как такового не существовало. Были, поодаль от моря, лишь разрозненные дачки нескольких артистов и еще каких-то пришлых людей.
— Вон, глядите, на бугорке виднеется дачка — ткнул пальцем влево провожатый. — Это скрипач живет знаменитейший. Слышали, небось: Сибор Борис Иосифович. Самому графу Льву Николаевичу Толстому в Ясной Поляне играл. Только Сибор — это не настоящая его фамилия, он под нею выступает. А придумал он это слово из своего же имени. Бо-рис. Ежели переставить, то выйдет: Си-бор. Он там, на даче, часто играет, по всей долине слышно, ежели ветер в садах не шумит. Публика в городах за его концерты деньги платит немалые, а мы тут, в наших Отузах, услаждаем слух бесплатно. По-соседски, хе-хе.
Полюбовались на роскошную дачу Кондратовых, семьи владельца фабрики ножей и вилок. Осмотрели еще виллу Зинаиды Роде, английской подданной.
Хороший вид открывался со многих холмов на большой куб научной станции с плоской крышей, увенчанной крупными квадратными крепостными зубцами. Между станцией и отдаленной скалистой грядой, шедшей от скалы Зуб вправо, среди безлесых склонов белели домики «санатории» профессора Вяземского.
— Кому принадлежит эта местность? — спросил Михалыч, указывая в сторону многоцветия карадагских скал, перелесков и травянистых склонов.
— Кое-какие участки в собственности санатории Вяземского. Это которая для нервных, душевнобольных и усталых людей, а особенно для ученых. Студенты, ученые со всей России сюда тянутся. Чудные люди. А вон там, и дальше в горы — то все имение «Карадаг» господ Кондратовых. У них там и охотничий домик выстроен, верстах в трех, под Святой горой. Пуццолановым компаниям эта сторона неинтересна, они все с моря штурмуют.
— Пуццолановым? — оживился Семен Терентьевич, — это какой-то особый камень для строительных работ?
— Говорят, пристани строить — незаменимая вещь. Они эту пуццолану добавляют в цемент, и тогда его морская вода нипочем не разъест. Дорогая штука — эта пуццолана. Тут прям пуццолановая лихорадка у нас идет. Деньгу такую вложили в обустройство карьера, что, думаю, штука эта на вес золота. На землях профессора Вяземского нынче работает предприятие «Русская Пуццолана». Мне ихний десятник говорил, что из пуццоланы еще римляне строили свой Колизей, на котором христианских мучеников терзали. И вот теперь, пожалте, русская пуццолана. Подвесную дорогу тут построили. Понатыкали столбы здоровущие, эдакие виселицы. И вагонетки повесили. Одну станцию дороги под самой Святой горой сделали, другую в скалах у моря. Многие деревья порубили, а какие-то вроде даже и наоборот, высаживали. В общем, развернулись по-богатырски. Главным там господин Козловский. А по ту сторону Карадага у коктебельских болгар о прошлом годе заарендовала землю компания господина Экземплярова, тоже пуццолану добывает.