— Добровольно-принудительно. Танюш, у меня к тебе предложение. Предлагаю романтическую прогулку. Я договорюсь, нас подвезут прямо к Узун-Сырту. Ну, к горе Клементьева. Давай там прогуляемся на закате? Устроим маленький пикничок, раз уж у Синопли помешали. Заодно и расскажу все в деталях, о'кей?
— О'кей.
Глава 48
Они быстро поднялись по крутому, но короткому подъему от шоссе к вершине удивительного холма Узун-Сырт. Шагая по плоской и нескончаемо длинной вершине, Андрей пересказал Тане свой пляжный разговор с Яхонтовым и сообщил место клада.
«Я бы мог, конечно, сказать, что, вот, это я такой блестящий суперследователь, поэтому и расколол мошенника за пять минут, мега-гипер-мастерство, и все такое. А все-таки, Танюш, тут дело не только в удачно построенном разговоре. И не только в том, что органы безопасности запугали всех, и что при первых же угрозах слабые люди рассказывают гэпэушникам все, что знают. Не только. Тут причина еще и в том месте, в котором Яхонтов спрятал свою добычу. Вот где собака-то зарыта! Понимаешь, его угораздило зарыть ящики с драгоценностями в таком месте, где сейчас, то есть в двадцать пятом году, проходит государственная граница между Советским Союзом и Польшей. Со всеми вытекающими последствиями. Заставы, засады, крики „Стой, кто идет!“, патрули, зона особого контроля, колючая проволока, укрепления, военные городки, склады, жесткая проверка местных жителей и всех, проезжающих через район. Для большевиков Польша — это белополяки, панская Польша, враждебное государство. Яхонтов боялся сунуться в это приграничье, потому что слишком велик риск быть пойманным и обвиненным в шпионаже или незаконном переходе границы, да и документы у него на чужое имя. Мне кажется, еще до моего появления он уже наполовину смирился с тем, что клада ему не достать, что Советы укрепились надолго, и что он просто не доживет до момента, когда сможет добраться до своего тайника и воспользоваться украденным. А сейчас там, то есть в нашем с тобой веке, никакой границы нет, просто украинская область, так что нам уже копаться там никто особо запрещать не станет. Вот только шансы, что клад до сих пор лежит там, я оцениваю примерно как один к трем. Негусто, но все же это шанс».
Здесь, на вершине Узун-Сырта, Тане сейчас дышалось невероятно легко. То ли от того еще, что окончательно прояснилось дело с Яхонтовым и его кладом, то ли исключительно по причине удивительной местности.
Они шли по маленькой тропке все дальше по хребту. Андрей, как оказалось, бывал на этом холме раньше, в конце двадцатого века, и теперь увлеченно, со счастливым чувством человека, выполнившего задачу, сделавшего дело, сбросившего гору с плеч, рассказывал, уже совсем не о Яхонтове.
Он говорил о том, что гора Узун-Сырт тянется на семь километров, имеет форму искусственного вала, шириной всего несколько сотен метров и высотой около двухсот метров над окрестными долинами. Приблизившись к правому краю, Таня с Андреем увидали безбрежное травянистое море, потрясающий простор степи. С левой стороны хребта долина уходила не к степному дальнему горизонту, а к Карадагу и другим островерхим горным массивам. Береговой хребет Кок-Кая по-прежнему смотрел в Черное море профилем Волошина. Сюрю-Кая, по мере их продвижения, стала выглядеть отсюда иначе, чем из Коктебеля, теперь она походила на ракушку тропических морей или на корону, но все же оставалась узнаваемой. Справа от Карадага красовались вершины Эчки-Дага. Все это выстраивалось на фоне красного закатного неба в совершенно фантастическую, какую-то марсианскую панораму.
Сейчас, через полтора часа ходу, они взобрались на более высокий холм, в который упирался хребет. С холма открывался вид на дугу Узун-Сырта, обращенную вогнутой стороной к Карадагу. Эта дуга показалась Тане поразительно похожей на одноцветные изображения Днепрогэса, столь популярные в советскую эпоху. С плоской вершины Узун-Сырта тянулись к долине многочисленные параллельные мощные борозды и валики между ними, словно струи воды на схематизированных картинках Днепрогэса. Картинках, вошедших в набор пропагандистских штампов так же прочно, как круглый первый спутник или раздвоенные зубья кремлевской стены. Узун-Сырт выглядел плотиной, сдерживающей стихию степи, отсекал бескрайнее море, колышущееся невысокими холмами, волнами трав и колосьев.
Андрей рассказал, как шел однажды хмурым утром в самом начале двадцать первого века по Узун-Сырту, и с ним поравнялась машина, и водитель спросил его: где на этой горе находится «Водопад воспоминаний»? Андрея тогда очень позабавила эта ошибка водителя, спутавшего арку «Звездопад воспоминаний» с водопадом, которого в этих маловодных местах не было, и быть не могло. А ведь где-то, в чем-то, в некотором условном измерении, водитель тот был близок к истине.