Замотав ящики в пластиковые мешки и погрузив их в маленький крытый грузовичок, хлопцы даже не попросили подвезти до трассы, боясь ехать с таким грузом и предпочтя топать по дороге на холодном ветру несколько километров пешком.
Ящиков было именно пять. Описание полностью совпадало с находкой. Для конспирации, на всякий случай, сменив две машины, Таня и Андрей в арендованном микроавтобусе, в отсутствие водителя, осторожно вскрыли один из ящиков.
Стали поднимать тяжелую темно-зеленую крышку, Таню вдруг ошпарил страх. А если железнодорожник зло пошутил? Ядовитые газы? Снаряды? Андрей рукой в перчатке пошарил в ящике среди черных тряпок, рассыпающихся в труху, потянул вверх. Что-то металлически скрежетнуло. Андрей тащил вверх медленно, и Тане становилось все страшнее. Сверкнул маленький огонек, Таня резко вздрогнула.
Нет, это не пламя. Это блик, отсвет. Андрей вытащил сверкающий золотой фужер, высотой сантиметров в двадцать, похожий на спортивный кубок. Засунул руку снова, быстрее, уверенней, и в полумраке салона блеснул золотой диск, вроде тарелки. За ним какие-то солонки, сахарницы, вазочки, салатницы, тоже посверкивающие желтыми завитушками.
— Это оно, Танька, — прошептал Андрей. — Мы его нашли! Мы его нашли, Танька!! — и уже вслух, не шепотом, добавил, расплываясь в счастливой, до совершенно глупого и оттого милого выражения, улыбке:
— We are the champions!! Танюшка, милая моя, ты видишь?! Ты видишь это?! We are the champions!!! А-а-а!!!!
В Киеве Таня и Андрей распаковали-разобрали все. Ящики были, как матрешки: в каждом напихано множество маленьких сейфиков, шкатулок, жестянок, пересыпанных завернутыми кое-как в полуистлевшую материю драгоценными вещами.
Совершенно по-детски или по-пиратски, они насыпали посреди комнаты груду распакованных драгоценностей. Тут было множество вещей эпохи Великого переселения народов, времен варваров и падения Рима: массивные золотые и серебряные кубки для вина, тарелки, украшения с орлиными головами и змейками, усыпанные красными камнями по золоту, — смешной, неуклюжий, наивный и, вместе с тем, жутковатый стиль. Были здесь и более цивилизованные, изящные миниатюрные вещицы удивительной красоты, в стиле античной скульптуры, — уютные безделушки, предназначенные, видимо, для украшения одежды и полочек в домах аристократов заката Римской империи. Ничего лучшего в жанре брошек и каминных безделушек не добились ювелиры с тех древнеримских времен и до самого двадцать первого века. Здесь было множество маленьких, как пуговицы, золотых монеток всех эпох, попалось и несколько деревянных шкатулочек с большими, размером с кофейное блюдце, средневековыми серебряными монетами. Здесь было несколько десятков тяжелых золотых табакерок с барельефами и резьбой, с полсотни роскошных орденских звезд девятнадцатого или даже восемнадцатого века. Здесь были живописные миниатюры, с одухотворенными лицами каких-то дам и господ времен Наполеона, Байрона и Пушкина. Здесь было и несколько довольно больших картин в золоченых рамах, в коричнево-красной цветовой гамме, с античными и библейскими сюжетами. И великое множество драгоценных камней — ограненных и неограненных, и россыпью в шкатулках, и по отдельности в перстнях, серьгах, ожерельях.
— Примерно от двадцати до пятидесяти миллионов долларов. Многие из этих вещей точно не оценишь на глазок, для большинства из них понадобится узкий специалист, экспертиза, и все такое. Цена, опять же, аукционная, нестандартная. В общем, тридцать миллионов туда, тридцать сюда — так ли уж это сейчас важно, Тань, а? — смеясь, сказал, Андрей. — Просто гора денег. Гора великих возможностей.
Андрей примолк, нахмурился и продолжил.
— Я когда-то, в девяностые годы, проработал пять лет без единого отпуска, да еще и учился одновременно. Вкалывал месяцами подряд по двенадцать часов в сутки без выходных. И все только для того, чтобы просто иметь стабильную работу, чтобы заработать на крохотную квартирку в спальном районе. У меня в голове было несколько десятков сценариев фильмов, а я сидел на офисных галерах или с надомной компьютерной поденщиной с девяти до девяти. Я мечтал даже не о роллс-ройсах и яхтах, а хотя бы просто проводить по трое суток напролет с любимой девушкой, ходить в свое удовольствие по выставкам и красивым горам и рисовать пейзажики маслом. Но жизнь предлагала мне только нелюбимую работу и возможность выкроить из нее несколько часов в неделю для какого-нибудь выхода в загаженный свинолюдьми пригородный парк, в кино или, максимум, на однодневную поездку в другой город. Я стал зарабатывать больше других, и мне некогда стало тратить деньги. Разве что копить, чтобы после сорока лет растратить эти запасы на лекарства от нажитых трудоголизмом болезней. Время — деньги. Деньги — время. Если есть одно из этих двух вещей, то его можно конвертировать в другое из них. Универсальная единица достатка и счастья, единая в двух агрегатных состояниях. Временьги. Во как! Временьги! Но только гений или большой злодей может в нашей стране превратить свое время в по-настоящему большие деньги. И только очень большие и, при этом, ни у кого из современников не украденные, ни у кого не одолженные деньги могут сделать человека по-настоящему свободным. Гора денег дает гору времени. Вот она! Целая гора! Целая пирамида времени!.. Ой! Тань, — его лицо вдруг сделалось чуть-чуть виноватым, — ты ж не подумала, что я решил все себе захапать? — Половина горы принадлежит тебе, не забывай! Половина твоя, по праву. Делай с ней все, что хочешь. Ты теперь миллионерша. Мультимиллионерша.